Барон Ульрих
Шрифт:
Дошли до дома бабы Априи, исполняющей роль участкового врача, не скоро, старушка жила на окраине деревни, особняком, почти на границе с лесом. Щупленькая, маленькая старушка с мимическими морщинками улыбчивого человека у глаз встретила нас во дворе, вытирая руки о серый передник, так как ковырялась на грядках в траве, высаженной на ее участке.
— Ай, детки мои! Ай, до чего ж хорошо вы, голубочки, смотритесь! — заголосила Априя, увидев нас. — Ай, вы мои хорошие! Ну-ка идите ко мне, я вам молочка налью!
— Ты б коньячку, бабка, мне накапала лучше, — пробурчал
— Конь-бяч-ку! — тут же во весь голос скомандовала маленькая Ви, услышав меня.
— Цыц! — одернул я ее, проходя во двор и подходя к дому.
Бабка Априя что-то ворковала, ей вторила Ви, я же сидел в углу, на лавочке, оглядывая покои местного эскулапа, впечатленный увиденным.
Покои старушки напоминали сеновал и лавку таксидермиста одновременно. Кругом, куда ни посмотри, висели, лежали, стояли различные пучки трав, корешков, веточек, какой-то коры, целая куча мумифицированных трупиков различных мелких тварей, от жаб до летучих мышей. Все это дополнялось кучей горшков с различными отварами, обдающими чуть ли не радиационным фоном, стойко разнося прогорклый запах и аромат разнотравья по дому.
— Что, внучек, интересно? — Бабка внимательно меня осматривала вполне адекватным и пристально-умным взглядом. — Уж не напуган ли ты часом?
— А? Что? С чего это? — Я с трудом перевел взгляд с ее запасов на саму хозяйку. — Просто любопытно, что можно из жаб сухих извлечь?
— А ты что, внучек, знаешь, что не из сухих можно извлечь? — Бабка подошла поближе, буквально буравя меня взглядом.
Признаюсь, от постановки ее вопроса я немного смутился, дело в том, что я действительно знал, что можно получить из жабы. Буфотенин — сильный алкалоид, сходный с такими известными алкалоидами, как кофеин, морфин, кокаин или никотин.
У меня была даже на практике пара пациентов-наркоманов, которых привезла в полном «неадеквате» милиция. Парни до того были под кайфом, что просто шли по улице среди бела дня каждый с лягушкой в руке и облизывали их, как мороженое или леденец на палочке. Один потом полгода в реанимационном отделении пролежал с сильнейшим отравлением.
— Эм-м, э-э-э… — Растерявшись, невольно затянул с ответом, понимая, что безбожно, как говорят в народе, «палюсь», отчего ощутил, что щеки наливаются румянцем. — Не знаю.
— Во-о-о-т, значит, как. — Априя лукаво мне подмигнула. — А скажи-ка мне, милочек, откуда ты «не знаешь», что с этих тварей можно получить? А заодно просвети старушку про земляночку свою чудную и про жизнь свою непростую после случая-то чудного, с тобой в городе произошедшего.
Ну бабка! Ну дает! Я сидел, хлопая ресницами, гадая то так, то эдак, что ей известно и о чем она может догадываться. Неужели всю мою конспирацию раскрыла старая бабка, которая зашептывает болезни и сушит жаб? Быть того не может! Признаться честно, я уже сжился и свыкся со своим телом и своей новой семьей. Только представил на минутку, что может случиться, если Иша узнает, что ее сына уже нет, а в его теле сидит какой-то неизвестный мужик, — и мне стало горько и страшно как за нее, так и за себя. Нет уж,
Априя сыпала вопросами, улыбалась, подшучивала, только мне было не до смеха, я отмалчивался или отвечал односложно, весь напряженный и внимательный к ее терминологии.
— Баба — кака! — неожиданно выдала Ви, до этого молча наблюдавшая за нашим диалогом и вдруг сорвавшаяся с места и заключившая меня в свои легкие детские объятья, словно защищая меня.
— Ты смотри-ка! — Знахарка удивленно вскинула брови. — Видишь, Уна, девочка чувствует, что я тебе со своими вопросами поперек горла встала.
— Ну почему же поперек. — Я успокаивающе гладил девочку по голове, при этом оставаясь внимательным и собранным. — Я просто устал, да и руки болят, стер до крови.
— Ах, я старая! — заголосила она, подскакивая. — Набросилась на тебя с расспросами, позабыв про все на свете! Ой, внучек, прости, совсем одичала я. Живу тут на отшибе, людей не вижу, вот и позабыла про все на свете, вопросами тебя засыпала.
Я кивал ее причитаниям, наблюдая за вполне адекватными действиями этой древней медички-«гербалистки». Она быстро осмотрела мои руки, после чего подошла и села рядом, приготовив куски ткани, пару кувшинов со своими отварами и широкий нож из черного, каленого, грубого куска железа — первый металлический предмет, увиденный мною в деревне.
— И-и-и-и-и! — испуганно заревела Ви, вновь обхватывая меня руками, видимо, испугавшись ножа.
— Ну что ты, девочка. Ну не надо, успокойся. Бабушка помочь мне хочет. — Мне вновь пришлось ее успокаивать, поглаживая и шепча всякие глупости ей на ушко. — Ну же маленькая, успокойся, все будет хорошо. Вот сама смотри, ну ничего страшного.
Вдвоем с Априей мы битый час пытались оторвать от меня напуганную Ви, горой вставшую на мою защиту. Девочка решила умереть, но меня спасти любой ценой.
— Так, Ви! — Я усадил ее себе на коленки, рядом с приготовленными Априей перевязками и горшками. — Раз другим не даешь, сама будешь лечить!
— Б-у-у-уду! — все еще всхлипывая, протянула она.
Бабка села на лавочку за стол, подперев скулу рукой и с интересом слушая и рассматривая нашу перепалку.
— Подай мне горшки, я понюхаю. — Первый же горшок оказался наполненным простой водой. — Отлично! Бери кусочек тряпочки и аккуратно вымой мне руки. Смой кровь.
Девочка усердно принялась обмывать мне ранки, каждый раз вздрагивая при прикосновении ко мне и чуть ли не каждые две секунды заглядывая в лицо, как бы вопрошая: «Все нормально? Тебе не больно?»
— Молодец, умница, — подбадривал я ее. — Вот так, да-да, и тут тоже. Все хорошенечко вымыть нужно, запомни, маленькая: все болезни от грязи. Ну все, хватит. Промокни воду с ладошек и сама руки вытри.
Априя подхватила и унесла мокрые тряпки, поднося новые, мне подмигнула, как бы намекая: «Что, мол, бабку дурить мастак, а девочка утерла нос умнику?»