Барраяр
Шрифт:
— Побудьте со мною, леди Форкосиган, — тихо окликнул Ботари Корделию. Зачем? Она поняла это, лишь когда Ботари опустился на колени и осторожно задрал на Элис ночную сорочку. «Я нужна ему как контролирующий центр». Но убийства, казалось, сбили и истощили ту ужасающую волну похоти, что исказила лицо сержанта на улице. Теперь в его взгляде не было ничего, кроме обычного интереса. К счастью, Элис Форпатрил была слишком поглощения происходящим, чтобы понять, что Ботари не совсем удалась попытка сохранить на лице медицинское хладнокровие.
— Головки младенца пока не
После очередной схватки Ботари обвел взглядом комнату и добавил. — Вам бы не надо кричать, леди Форпатрил. Нас уже ищут.
Элис кивнула, что понимает, отчаянно замахала рукой; Дру свернула какую-то тряпку в тугой жгут и дала ей прикусить.
Одно сокращение матки следовало за другим; все замерли в ожидании. Элис измучилась вконец: она тихо-тихо плакала, не способная ни на минуту остановить потуги, от раза к разу выворачивающие ее наизнанку, перевести дыхание и хоть немного собраться. Уже видна была темноволосая макушка младенца, но дальше дело не шло.
— Сколько это должно длиться? — спросил Ку, тщась говорить рассудительно, но в голосе его прорывалась тревога.
— Похоже, ему там нравится, — прокомментировал Ботари. — Не хочет вылезать на холод.
Шутка дошла до сознания Элис; пусть ее всхлипывающее дыхание не изменилось, но в глазах промелькнула благодарность. Ботари присел рядом на корточки, задумчиво наморщил лоб, положил здоровенную лапищу Элис на живот и дождался следующей схватки. И в этот момент нажал.
Между окровавленных бедер леди Форпатрил, как пробка из бутылки, выскочила головка младенца.
— Вот так, — удовлетворенно заметил сержант. Куделка был просто потрясен.
Корделия придержала головку обеими руками и при следующей схватке осторожно вытянула тельце. В наступившей благоговейной тишине новорожденный мальчик дважды кашлянул, чихнул, словно котенок, вдохнул, порозовел и испустил потрясающий вопль, резанувший по нервам всем. Корделия его чуть не выронила.
Ботари чертыхнулся. — Дай-ка мне свою шпагу, Ку.
Леди Форпатрил подняла на него полный ужаса взгляд. — Нет! Дайте его мне, у меня он замолчит!
— Я не это имел в виду, — с видом оскорбленного достоинства ответил Ботари. — Но мысль неплохая, — добавил он после очередного детского вопля. Взяв свой плазмотрон, сержант установил его на малую мощность и быстро прокалил клинок. Стерилизует, поняла Корделия.
Плацента вышла вместе с пуповиной при следуюшщем сокращении, плюхнувшись мокрой кучей на куртку Ку. Корделия не сводила взгляда c жизнеобеспечивающего органа, который доставил столько хлопот ей самой.
Это спасение отняло столько времени… Насколько упали шансы Майза? Не обменяла ли она только что жизнь своего сына на маленького Айвена? А не такой уж он и маленький, кстати. Неудивительно, что матери его пришлось тяжело; у Элис, слава Богу, необычайно широкий таз, иначе она бы не выжила в кошмаре этой ночи.
Когда пуповина побледнела, Ботари перерезал ее стерилизованным клинком, а Корделия как можно лучше перевязала похожий на режину тяж. Она обтерла младенца, завернула его в запасную чистую
Элис посмотрела на ребенка и снова заплакала, давясь сдерживаемыми рыданиями. — Падма говорил… у меня будут лучшие доктора. Говорил… больно не будет. Говорил, что он будет все время со мною… будь ты проклят, Падма! — Она прижала к себе сына Падмы и вдруг совсем другим, удивленным, тоном прибавила: — Ох! — Младенец нашел ее грудь, и хватка у него оказалась явно акулья.
— Хорошие рефлексы, — заметил Ботари.
Глава 17
— Бога ради, Ботари, не поведем же мы ее туда! — возмущенно прошептал Куделка.
Они стояли в переулке в самой глубине запутанного лабиринта караван-сарая. Рядом громоздился толстостенный дом с глухими стенами, высотой аж в три этажа, уходящих в холодную, влажную темноту. Его оштукатуренный фасад был покрыт облупившейся краской. На самом верху сквозь резные ставни пробивался желтый огонек. Над деревянной дверью — единственным входом в здание — тускло горел керосиновый фонарь.
— Не оставлять же ее на улице. Ей нужно в тепло, — отрезал сержант. Он нес леди Форпатрил на руках, а она цеплялась за него, бледная и дрожащая. — Все равно сегодня ночка у них выдалась не горячая. Поздно. И они закрываются.
— Что это за место? — уточнила Друшнякова.
Куделка прочистил горло. — Раньше, в Период Изоляции, здесь был самый центр города и находился особняк какого-то лорда. Кажется, одного из младших принцев Форбарра. Вот почему этот дом выстроен как крепость. А теперь тут… нечто вроде гостиницы.
«А, так это и есть ваш бордель, Ку». Корделия едва удержалась, чтобы не выпалить это вслух. Вместо этого она спросила у Ботари: — Здесь безопасно? Или тут тоже полным полно осведомителей, как в нашем прежнем пристанище?
— На несколько часов — безопасно, — решил Ботари. — А большего нам и не надо. — Он опустил леди Форпатрил на землю, передав ее в руки Дру, и, обменявшись полушепотом несколькими фразами с охранником, просочился в приоткрытую дверь. Корделия крепче прижала к себе младенца Айвена, которого прятала под курткой, чтобы ему было хоть немного теплей от ее тела. К счастью, тот тихо дремал все время их перебежки от пустого здания до этого дома. Через пару минут вернулся Ботари и махнул им рукой заходить.
Они миновали коридор входа — почти что каменный туннель, с узкими щелями бойниц и отверстиями в стенах над головой через каждые полметра. — Так защищали дом в старое время, — шепнул Куделка, и Друшнякова понимающе кивнула. Но нынче ночью входящих не ждали ни стрелы, ни кипящее масло. Охранник — ростом не ниже Ботари, но массивнее, — запер за ними дверь.
Они зашли в большое, полутемное помещение, где было устроено нечто вроде то ли бара, то ли столовой. За столиками сидели две потрепанные жизнью женщины в халатах, да храпел, уронив голову на столешницу, какой-то мужчина. И с обычной для Барраяра расточительностью в камине тлели угли из настоящего дерева.