Барышня-попаданка
Шрифт:
А дедуля-то оказывается тот ещё тусовщик, никогда бы не подумала, что этот милый старичок способен проиграть столько бабок! Что ж, внешность бывает обманчивой. Раз такое дело, надо будет как-нибудь с ним в картишки перекинуться. Хороши они, однако, с Марьей Ильиничной — оставили дочке Марфушку, целый косарь отправили (чего уж тогда не сто рубасов, раз такие жмоты), и считают себя после этого любящими родителями!
— Знала ведь Дашенька, что в случае её брака старый князь по-родственному оплатил бы часть долгов нашего Петра Алексеевича, похлопотал бы за мужа нашей старшенькой, который в столице служит…
Когда через пару часов леса, поля и деревеньки за окном кареты сменяются каменными домами, и мы наконец останавливаемся возле двухэтажного светло-бирюзового особняка, мой бедный мозг уже вскипает от жалоб Мари Ильиничны на неблагодарную дочь. Ещё совсем чуть-чуть — и взорвётся, перепачкав всю внутреннюю обивку кареты. Как же долго мы ехали!
Васька распахивает перед нами обитые изнутри бархатом двери, и мы выходим на тротуар. По брусчатке мостовой мимо нас снуют кареты, повозки, ржут кони, спешат куда-то пешие мужички. Соседние дома по меркам этого времени выглядят весьма неплохо — тоже с лепниной и большими окнами. Судя по всему, мы находимся близко к центру города, видать не всё ещё Пётр Алексеевич успел проиграть, раз в таком хорошем месте домик имеет.
Марья Ильинична берёт меня под руку и ведёт к каменному крыльцу, на котором нас уже дожидается её транжира-супруг в компании учителя танцев. К моей большой радости Владимир высадил их чуть раньше, чем мы приехали, и отправился на поклон к своему отцу, чей особняк находился неподалёку от жилища Елецких. Вот и отлично, надеюсь, никогда больше не увидеть его пафосное личико.
— А как же мои вещи? — я рвусь было помочь Маринке и Ваське, разбирающим сундуки и саквояжи с нашими пожитками, но Марья Ильинична меня строго осаживает:
— Дитя моё, не делайте за слуг их работу!
— Но почему? Я ведь просто хочу помочь!
— Я понимаю, что вы по доброте душевной хотите облегчить участь тех, чья Богом данная обязанность — верой и правдой служить своим господам. Но всё же не забывайте, что вы невеста князя Орлова, а семья, в которую вам предстоит войти, одна из самых влиятельных не только в Москве, но даже в самой столице. Нужно заранее привыкать к своему положению, поэтому забудьте о деревенских вольностях, и впредь будьте осмотрительнее.
— Да, маменька, — нехотя бурчу я, и лениво плетусь вслед за Марьей Ильиничной, подгоняемая тычками торопливо семенящей за мной мадмуазели Дюбуа. Даже тяжести потаскать не дают! Если так и дальше пойдёт, я в этом дурацком веке точно в кисейную барышню превращусь — ни вещи свои занести, ни одеться самостоятельно не смогу.
Комната, в которую меня заселяют, оказывается просторнее и светлее, чем в подмосковной усадьбе, а в большое окно открывается неплохой вид на внутренний дворик. Жаль конечно, что не на весёлую шумную улицу, но в этом тоже есть свои плюсы — если выбраться на широкий карниз, то при должном умении можно пройти
Маринка уже укладывает мои вещи в деревянный платяной шкаф, и на этот раз Марья Ильинична не мешает мне ей с этим помочь.
— Благодарствую, барышня, — соглашается Маринка после недолгого сопротивления. — Вот не сидится же вам спокойно, я бы и сама справилась!
— Да ничего, мне не сложно, — я наряжаю тяжёлую латунную вешалку в бежевое платье и препровождаю в шкаф. — А сколько тебе лет, Маринка?
— Девятнадцатый год пошёл, — невесело отвечает девушка.
— А парень у тебя есть? — беспардонно интересуюсь я. Уже несколько дней знакома с Маринкой, а почти ничего о ней не знаю!
— Парень? — в серых глазах Маринки сквозит удивление. — Вы хотели сказать ухажёр? Какие уж тут ухажёры, я ж на весь дом одна после побега Марфушки. Поспать бы успеть, да поесть, работы очень много.
— Вот как, — удивляюсь я. Как-то сразу не подумала о том, кто убирает весь дом, гладит и стирает.
— Давайте вас переоденем, а то чего это вы до сих пор в дорожном, барыня разозлится, что я плохо за вами слежу, — Маринка достаёт из сундука очередное светлое платье. Вовремя я переодеваюсь — в комнату заглядывает радостная Марья Ильинична.
— Дитя моё, у меня для вас приятная новость, завтра вы попадёте на первый для вас вечер в высшем обществе! Не бойтесь, танцев не будет, — «утешает» Марья Ильинична, поймав мой ошарашенный взгляд. — Графиня Прасковья, моя хорошая подруга, только что прислала посыльного. Приглашены только самые близкие друзья, поэтому к вашему незнанию обычаев высшего света отнесутся с пониманием.
— Надеюсь, — я, нервно поправляю рукава-фонарики. — А кто там будет?
— Княгиня Салтыкова с дочерьми, барон и баронесса Албышевы, супруга генерала… Ах да, совсем забыла, Прасковья Никифоровна — крёстная мать князя Владимира, может, и он заглянет, ведь графиня ему почти как мать.
Вежливо улыбаюсь Марье Ильиничне, а про себя чертыхаюсь как сапожник. Неужели мои надежды никогда больше не видеть несносного Владимира не осуществятся?
7. Пиковая дама
— Нужно тебя приодеть как следует, — сразу же после завтрака Марья Ильинична заходит в мою комнату и критично оценивает содержимое платяного шкафа. — На бал в домашнем платье не пойдёшь, так что собирайся, поедем к модистке, а на обратном пути уже заглянем к Прасковье Никифоровне.
— Хорошо, — киваю я, не сдерживая своей бурной радости. Может в гостях у графини получится наконец узнать что-то о подаренных императором часах? Тогда я смогу отправиться домой, и забыть девятнадцатый век и его граждан как страшный сон.
Маринка одевает меня в платье нежно-персикового цвета, красиво сочетающееся с рыжеватым оттенком моих русых волос, прибирает мои растрёпанные патлы в замысловатую причёску, выдаёт пару коричневых туфель на невысоком каблуке, и я несусь вслед за Марьей Ильиничной на первый этаж, чтобы Маринка не успела меня напудрить. Вот ещё, этого мне только не хватало! Буду как мадемуазель Дюбуа осыпаться от каждого чиха.