Башня Близнецов 2
Шрифт:
Отмена!..
Приближающаяся пасть захлопнулась со стуком, как будто упали створки подъёмных врат. Саблерукий чуть отстранился, изучая его с каким-то новым выражением, его почти физически ощутимый жестокий голод внезапно сошёл на нет. Глаза, недавно бессмысленно пустые, наполнились ещё более пугающим хищным разумом.
Саблерукий с костяным стуком сложил свою костяную саблю, пошевелил короткими пальцами на другой руке, превращённой в щит, с неудовольствием посмотрел на них и отпустил
Вместо него приблизился блазень. Хегору показалось, что некая сущность, вселённая в саблерукого, перешла в блазня.
Жёсткая холодная рука ухватила Хегора за подбородок, заставила открыть рот, повернула голову туда, сюда. Пробежалась по телу, ощупала руки, ноги, бесцеремонно ухватила за пах.
Боль — такое бывало и раньше — оборвала спазм, и Хегор заорал.
Этот образец может пригодиться. Берите его.
И огр снова взметнул худое тело на бронированное плечо…
Содрогнувшись всем телом, Хегор проснулся. С рёвом бросился вперёд, разя когтями… ствол дерева.
— Тьфу ты!.. — всего лишь очередной привет из памяти. Чем дальше, тем страньше. И страшнее.
Он выдернул когти, глубоко увязшие в древесине. Призвал тварь, и та спрятала их, восстановила изначальную форму рук. Наловчился понимать и приказывать, однако…
Хегор повертел головой, оглядываясь. Сейчас он выглядел как обычный деревенский мальчишка. Чуть лопоухий, светловолосый. Непримечательное лицо, торчащие локти и коленки, грубая одежда…
Зная, что обратной дороги нет, он всё же старательно поддерживал человеческий облик. Даже внимательный взгляд не сразу различил бы чуждость существа. Разве что видящие внутреннюю суть догадаются. Иные же посчитают тем, кем он и выглядит…
Резкие угловатые движения, следствие многократно возросшей силы, можно списать на болезнь. При разговоре и улыбке видно только передние, вполне человеческие зубы, крючки на языке и нёбе, ядовитые змеиные клыки незаметны. Их Хегор не убирал — слишком неприятные ощущения вызывала тварь, хозяйничающая во рту, и яд может понадобиться мгновенно.
А в остальном…
Кто увидит, что потрёпанная рубаха не накинута на плечи, а вырастает из них, и вовсе это не рубаха, а отслоившаяся кожа? Кто заметит, что штаны так же приросли к поясу? Грубые ноговицы, на самом деле единое целое с ногами, попирали прошлогоднюю хвою, мох, серую лесную землю.
Хегор остановился резко, почувствовав недалеко живое существо. Не увидел, не услышал, не унюхал — ощутил как-то иначе.
— Пойдём посмотрим? — предложил себе. Тварь не возражала. По её мнению, любопытство не порок, узнавая новое, повышаешь возможность выживание.
Именно это было для твари главным. Выживание.
— Ладно, посмотрим. Яд — есть. Когти — вот они. Уже недалеко, я чую, — продолжая говорить вслух, Хегор
Мишка стоял в кустах и был похож на садовода, вышедшего поглядеть на цветки и завязи и помечтать о будущем урожае.
Завидев Хегора, "садовод" опустился на все четыре и недоумённо уставился на него. Тот не остался в долгу, пялясь на медведя. Он и раньше часто видел лесных хозяев, но так близко — никогда.
— Какой-то ты мелкий, — ему показалось, что медведь как раз довольно большой. Не матёрый "хозяин", скорее скорее медвежий "подросток", недавно начавший ходить отдельно от матери.
Медведь недоумённо заворчал, внимая критике. Хегор невольно попятился, но пересилил себя и шагнул вперёд.
Медведь взревел, но… как-то нерешительно.
— Ну, давай, — думая спровоцировать на нападение, Хегор пошёл прямо на зверя. Тот встал на задние лапы, заревел… Тут ветерок поменял направление, и ноздрей медведя коснулся незнакомый, но явно опасный запах.
Медведь, казалось, взвизгнул. Изящно повернувшись, — такой пируэт сделал бы честь любому танцору солнечной Вистры, — он опустился на все четыре и дал дёру.
Хегор опешил.
— Стой, трус! — бросился следом и немедленно вляпался в свежайшую "лепёшку". — Ах, чтоб тебя!..
Но медведь, избавившись от лишней тяжести, был уже далеко. Взбешённый Хегор проломился через кусты, выругался ему вслед и принялся ожесточённо отирать ноги о траву. Хотя это уже не было нужно.
Твари на человеческие понятия чистоты и нечистоты было глубоко плевать. В медвежьем дерьме оказались какие-то нужные вещества — и она, не мудрствуя лукаво, впитала через кожу. Хегор уже и внимания не обращал, что тварь жрёт траву, на которой он лежит, кору деревьев, на которые опирается, насекомых, что садятся на него.
— Плохо, — искренне сказал сам себе. Он расчитывал, что медведь нападёт и убъёт его. Не исключён был и другой вариант — что он сам убъёт медведя. И сожрёт. Целиком. В последнее время такого не было, но Хегор хорошо запомнил, что тварь может заставить его драться и жрать, погасив сознание, забыв обо всём.
Но вот что сам медведь его испугается — такого он не ожидал.
Снова хотелось есть. Хегор с хрустом выломал палку и пошёл следом за медведем.
За прошедшие дни Хегор достиг с существом, гнездившимся внутри, не мира, но перемирия. Нутро указывало, что нужно, и за эти дни ему случалось глодать древесную кору, слизней, со скорлупой глотать птичьи яйца, траву. Голод отступал, но никогда не уходил полностью.
Зато потребность во сне и отдыхе почти исчезла. Хегор просто садился на землю и отдыхал. Иногда к нему приходили видения памяти, но чаще он просто погружался в оцепенение, подобное тому, что охватывает в холоде змей, ящерок. И через час-другой снова шёл, подбирая этих самых пресмыкающихся, вялых по ночной поре.