Башня вавилонская
Шрифт:
Побежать, конечно, можно. И даже убежать. Вряд ли эта «харьковчанка» оснащена спаренными пулеметами. И мест, где человек пройдет, а машина не проедет, тут достаточно. Водитель, правда, может поднять тревогу. Ну и что? Так поймают и так поймают. Кстати, поймают — и что вменят? Присутствие на территории университета? Пусть еще докажут, что понесли ущерб.
Алваро открывает дверь, с наслаждением вдыхает теплый воздух и опускается на сидение рядом с водителем.
— Курить, — сообщает он, — вредно.
— При
Наверное, он и выглядит поджаренным осьминогом, потому что водитель разглядывает его с интересом, но на дистанции, как экспонат в витрине.
— У меня, — вздыхает Алваро, — скромные потребности. Никакой роскоши.
— Стремиться нужно к большему.
Впереди чирикает сканер, ворота ползут вбок. Впереди никакого лета, ночь, бело-серая земля.
— Опаздываем слегка, — вздыхает водитель. — Будем надеяться, дорожники ту передвижную камеру сняли уже. У нас тут с дорожной полицией война брони и снаряда, — поясняет он. — Они нас пытаются поймать на превышении скорости, а мы засекаем их радары. А они пытаются отслеживать наши зонды. А мы… в общем, всем очень весело. Но под учения мы просили все убрать. Просто автобус на аэропорт отходит через 23 минуты.
— Я хотел город посмотреть…
Человек за рулем косится темно-желтым глазом, фыркает, совсем по-кошачьи, и прибавляет скорость.
— Еще посмотрите, — обещает он, потом качает головой: — Нет, ну какова работа…
— Да ну, — говорит Алваро. Потом думает, что, может, речь и не о нем. От неловкости делается жарко.
— Сейчас вы летите в Лион, — сообщает водитель. — Успеете на регистрацию, должны успеть. И сразу же к господину Грину. Он уже будет на месте. Возьмите в бардачке конверты. Второй отдайте своему работодателю. В этом билеты и удостоверение личности.
— Зачем? — удивляется Алваро.
— На всякий случай. Как вы прилетели, видели все, кто хотел. И пусть эти все считают, что вы еще не улетели. И, например, — он снова фыркает, — смотрите город. Или осуществляете очередное спонтанное злодейство.
Машина чуть подпрыгивает — и кажется, что взлетает. Нет, это не земля пропала из-под колес. Это началась трасса. А до того что было? Неправильный агрегат. Слишком уютный. Даже запах хозяйского табака и тот вписывается в рисунок, не мешает.
— Что-нибудь на словах? — спрашивает Алваро.
— Ничего. А посылку можете почитать и сами, если хотите. Только уговор — если прочтете, ничего без приказа не говорите и не делайте. Вы огорчите много разных людей, и в первую очередь — меня.
Ни малейшего желания огорчать гепардообразного господина у Алваро нет. Как и сомнений в том, что вздумай он поступить по-своему, догонит в три прыжка, невзирая на всю свою нестерпимую конструкцию, и шею свернет с одного удара лапой.
Теперь Алваро совершенно непонятно, как он ухитрился забраться в этот чертов университет и выбраться оттуда живым. Как, и, главное — зачем. Студентов жалко было. Кажется.
— Счастливого пути, — говорят ему в спину, пока он тянет на себя странно тяжелую пластиковую дверь станционного тамбура, — и хорошей истории.
Что этот завхоз в ней нашел, по виду понять было нельзя. Красивая женщина, двигается очень легко, как-то без усилия, несмотря на усталость — и ведь вовсе не так хрупка, как кажется. Пловчихи по-настоящему хрупкими и не бывают. Умна, чувство юмора есть, стиль… но вот чтобы так? Загадка. Да и ладно. Главное, что без взаимности. Это было бы некстати.
Инспектор садится в кресло, откидывает голову.
— Шея болит?
— Болит. Но разминать ее не нужно.
Это намек?
— Ну почему же?
— Я усну.
— Индивидуальная реакция?
— Да, — после крошечной заминки говорит дама. То ли обдумывала вопрос, то ли как соврать. В любом случае лучше не настаивать.
— Мы сейчас не будем торопиться. Еще рано, да и вам нужно отдохнуть. Особенно после этого. Я не подслушивал… кроме самого конца. Но Моран… а, в общем, это входит в то, что я должен объяснить.
— А что вы должны объяснить?
На слово «должен» хорошо становится ударение. Спрашиваешь «что», а слышно «почему». Почему должен, почему объяснить, почему мне, почему сейчас.
— На дворе прекрасная темная октябрьская ночь, самое время отправиться на прогулку с дамой, даже если у дамы нет метлы.
— Вы так уверены, что дама согласится? — госпожа Гезалех вытягивает ноги. Узкие ступни, длинные пальцы. Госпожа инспектор была задумана Творцом, чтобы служить музой художникам и поэтам. Вот и служила бы музой.
— Процентов на девяносто пять. Вы же заметили, у нас образовалась неприятная дыра. Моран, конечно, слетит птичкой. Но возникнет вопрос — почему все молчали в последние два года. Особенно студенты. И когда его спросят, птичка наша споет такое, что этот рестийский компаньеро герильеро окажется слишком оптимистичен. Ну, кроме конца света и поиска иезуитов под кроватью.
— Я верю, что он может многое рассказать. Но я думаю также, что и я уже способна рассказать многое. Особенно о том, что вы делаете с вашими студентами. Меня совсем не удивляет, что они молчали. И после того, как я, например, закончу свой доклад, это не будет удивлять никого… впрочем, слушатели не менее твердо усвоят, что изменения обратимы. Тем более, что это правда.