Башня вавилонская
Шрифт:
Потеряю… Левинсон посмотрел на часы — и осторожно-осторожно вытащил руку. Женщина не проснулась. За что спасибо той мине — он научился действовать и двигаться по-настоящему медленно. Правильно медленно. До того — не получалось.
За несколько часов тоже можно много успеть, если не торопиться. Если заварить крепкого чаю, подышать паром — пока тебе кажется, что ты все еще сидишь там, с ней. Принять душ. Надеть корсет… такой день, что без этого никак. И к тому времени, когда пальцы, не глядя, набирают узор по клавишам комма, все слова, все последовательности, все планы уже образовали
— Иван Петрович, — говорит Левинсон, — у меня для вас дурные новости. С сегодняшнего дня вы — представитель преподавательского состава в студенческом совете.
— О Господи! — восклицает Смирнов. — Да вы с ума сошли. Как я могу представлять вас, господа офицеры? Это абсурдно.
Это факт. Но со вчерашнего вечера обстоятельства изволили несколько перемениться.
— Господа офицеры вышли в тираж. Первый проректор — в морге. Второй проректор — в больнице под успокаивающим. Заместители… — тут объяснять не нужно, и Моран, и Саша на своей территории соперников не терпели. Их замы — не преемники, а секретари с пышным титулом. — Дежурным на этот месяц был Шварц. Из Ангуса Ли представитель и посредник никакой. Он сам это знает и откажется.
— А вы?
На все люди готовы…
— А я еще не знаю, удастся ли мне договориться с Антикризисным комитетом. Если не удастся, вряд ли я смогу отстаивать интересы филиала. А вот у вас, Иван Петрович, в тылу ничего такого нет.
— Дьердь, ну кого сейчас может волновать та старая история? А я ведь не политик. Я не смогу.
Та старая история. Для Смирнова это «та старая история». Интересно, а в прессе об этом ничего не было? Книги не выходили? А то, может быть, я пропустил…
— Иван Петрович, та старая история — до сих пор прекрасный повод. Срока давности у таких дел нет. А политик из вас не хуже нашего.
— Я понятия не имею, что нужно делать. Я вообще ничего не понимаю в ваших играх с Советом и прессой. Не хотелось бы предполагать, что вы из меня хотите сделать козла отпущения, но, простите, Дьердь, трудно подумать что-то иное! — Ну вот, как всегда. Истерика гражданская профессорская. — Почему по итогам ваших ночных командных игр я должен разгребать то, в чем я не могу концов найти?!
— Если честно, потому что вы уже наладили контакт с инспектором… между прочим, хорошо было сделано, с этим номером вы в наших ночных командных играх много очков бы набрали. И потому что концы искать не надо. Пусть этим следствие занимается. Просто по результатам ночи единственным легитимным органом у нас остался студсовет. Но в организационных вопросах они наломают дров просто по неопытности. А вы на них собаку съели. Кстати… вы, надеюсь, со Шварцем не разговаривали — про старую историю?
— Нет, зачем? — удивляется Смирнов. — Мне когда-то да Монтефельтро рассказал. Он все-таки… странный человек, правда?
— Незачем, а сейчас — особенно. — Будем надеяться, что Шварц уже убыл с территории и в ближайшее время со Смирновым не встретится. — Кстати, может быть вам стоит как раз позвонить да Монтефельтро, он, со всеми своими странностями, все-таки нас курирует пока.
— Он же самоустранился, — опять недоверчиво хмыкает Смирнов. — Вы же видели? И потом я с ним не в таких близких отношения, как вы можете подумать. Нет, нет, ничего подобного. Это все была всецело его инициатива и понимаете же — не из дружеских чувств. — Вот так слушаешь Смирнова со всеми его прыжками на ровном месте, подозрительностью и истериками, и стыдно делается. До чего мы человека довели. — И только не хватало, чтоб он теперь заподозрил, что я его… шантажирую.
«Если для того, чтобы он взялся исполнять свои обязанности, его нужно шантажировать — то ваш прямой долг, Иван Петрович…» Увы, этой шутки Смирнов не поймет.
— Он не заподозрит. Шантажировать его нечем, через несколько часов эта история попадет в отчеты. А дадут ей ход или нет, зависит уже не от нас с вами.
— Х-хорошо, я с ним свяжусь, конечно… — с редкостным энтузиазмом обещает Смирнов. Значит, нужно будет его проверять, потому что в тихом саботаже он мастер. Забыл, не успел, было занято, линия оборвалась… учитывая, что выпускники его любят, и последнего можно ожидать. Зоопарк какой-то. — Скажите, кстати, Дьердь, а почему это наш студсовет на вопрос «как вы додумались?» строит такие хитрые рожи и молчит как на занятиях по допросам?
— Потому что это не они додумались. В числе прочих ночных событий к нам просочился Васкес — тот самый — и принес им в клюве весь пакет идей. Так что отчасти они блюдут конспирацию, а отчасти им просто неловко.
Вот видите, Иван Петрович. Их поддерживают, им помогают. И вам помогут.
А про то, что он уже говорит со студсоветом, Смирнов умолчал не по коварству, а потому что искренне уверен: я узнаю о каждом его шаге заранее. Господа офицеры изобретательны, злонамеренны и всевидящи.
— Оооох, — громко вздыхает Смирнов, потом ругается на своем восточно-славянском, как будто кто-то еще не выучил основные понятия. — Кого мы растим, спрашивается? Там громче всех радуется этой их жалобе знаете кто? Нет, не Копты. Альгуэра, морановский любимчик. И какое там неловко? Блядь малолетняя.
Что есть, то есть. И вчера он тоже впереди всех… Интересно только, в чем дело.
— Иван Петрович, я вам тут отправлю кое-какие материалы к статье о состоянии специализированного образования, которую я потихоньку пишу. Посмотрите на досуге. Мне будут интересны ваши замечания.
Камеру студсовет так и не нашел. Хуже того, помещение театра, где ночью заседали с Васкесом, студенты назначили своим новым штабом. Символично: после переворота победившие обычно занимают дворцы побежденных, а не свои явочные квартиры. Что ж, пусть. Меньше возни. Но надо будет их потом огорошить.
Когда Левинсон перещелкнул в очередной раз на камеру в театре, он так удивился, что даже не сразу взял гарнитуру. В штабе бурлил скандал. Действующие лица: Смирнов, Альгуэра нехорошего поведения и Эти Копты. Сам по себе состав, не располагающий к бурным выяснениям отношений. Альгуэра наушник, а Копты сначала поплачут в одну подушку на двоих, а потом втихаря напакостят, но на открытый конфликт не пойдут никогда.