Башня ярости. Книга 2. Всходы ветра
Шрифт:
Онорина проверила, как задернуты занавеси, зажгла ночник и налила травяной отвар в хрустальный графин с золотыми нарциссами. Осталось разложить грелки, и на сегодня все!
Бывшая девица из заведения мадам Жизели, волею судеб ставшая камеристкой герцогини Эстре, а после ее смерти оставшаяся при маленькой Катрин, удержалась во дворце благодаря своему добродушию. Черноволосая пышка вечно улыбалась, никогда не жаловалась, ничего из себя не корчила и всем сочувствовала. У
После Гразы Онорину убрали с глаз подальше на кухню, но не прошло и полугода, как вернули в комнаты. Руки у нее были золотые, а застилать новому королю постель оказалось сущим наказанием: Пьер вычитывал старшему лакею за каждую складку на простынях. Сначала слуги злились и вспоминали Александра, засыпавшего на чем угодно, лишь бы было время, но потом говорить о Тагэре стало опасно. Королевские придирки перестали бесить и начали пугать. Онорина стала восьмой служанкой, приставленной к опочивальне Его Величества, и первой, которую спустя кварту не отправили на задние дворы. Женщина восприняла свой успех с полным равнодушием, а у старшего лакея с души свалился камень.
Его Королевское Величество Онорина не видела, так как Пьер, как и Александр, засиживался за полночь в своем кабинете. Дело младшей служанки все принести и подготовить, а дальше пусть отдуваются ночные лакеи. Взбивая подушки и рассовывая грелки, без которых король не мог заснуть, Рина думала о том, что зря не вышла замуж за молочника Жакоба, караул-декана Франсуа и того эскотца, как бишь, его звали... Хотя какие ее годы, младший повар хочет уйти со службы и открыть свое дело в провинции и намекает, что ему нужна хозяйка. Конечно, до красавца Франсуа ему далеко, но господин Улон человек солидный, три года назад овдовел...
Размышления о достоинствах повара были прерваны скрипом и шорохом. Онорина, нагнувшаяся над подушками в весьма живописной позе, торопливо вскочила и столкнулась глазами с королем. Его Величество стоял в дверях кабинета, и на его лице было выражение, которое во времена своей бурной молодости Рина видела сотни раз.
– Как тебя зовут? – голос у Пьера был писклявый. Куда противней, чем у повара, не говоря о молочнике.
– Онорина, с дозволения Его Величества, – женщина присела в реверансе, как ее научила старая Виолетта.
– Ты давно здесь служишь?
На то, что не стоит посвящать Пьера Тартю в свои отношения с семейством Эстре, соображения Онорины хватило.
– К опочивальне Его Величества я приставлена пятый месяц.
– Я слишком поздно ложусь, – на верхней губе короля выступили бисеринки пота, – иди сюда.
Онорина подошла, прекрасно зная, что ее ждет. Пьер Тартю, прерывисто дыша, привлек женщину к себе и даже не подумал задуть свечу. Рина получила прекрасную возможность разглядеть глазки с красноватыми прожилками, блестящий пористый нос, падающие на лоб волосики. Король Арции, победитель узурпатора, верный сын Церкви Единой и Единственной и добрый семьянин что-то блеял и неумело, но грубо мял ее платье, добираясь до груди. Навидалась она таких еще у Жизели – над каждым грошем трясутся, толку никакого, а воплей, если что, до небес.
Онорина стиснула зубы, у Жизели бывали гости и похуже. С прыщами, бородавками, гнилыми зубами, хотя зубы и тут... Скажи ей кто, что она влюблена в маркиза Гаэтано или тем паче в убитого короля, Онорина бы расхохоталась. В гробу она эту самую любовь видела, нет ее и никогда не было! И вообще, чем еще честная девушка может заработать? Мириец пропал, Александр погиб, а жить-то надо!
Блестящий алый шелк королевского халата... В запахе виднеется бледная, как на жабьем брюхе, кожа и такая же безволосая... Проклятый! Бедная королева! Да ни за какие деньги...
Тартю наконец справился с корсажем, рванул полотняную сорочку, и тут красотка Онорина впилась зубами в потное запястье, вывернулась из августейших объятий, сплюнула, схватила пуфик с изогнутыми свинячьими ножками и с воплем «... плешивый!» саданула короля по лысоватой башке.
Изумрудные глаза Аддари казались виноватыми и растерянными, с чего бы это? Нэо огляделся. Они вновь были в пещере у дальней стены. К боку барда привалилась встревоженная лльяма, рядом лежал Норгэрель, его глаза были закрыты.
– Что с ним? – Роман сел, привалившись к стене. В голове звенело, но он прекрасно помнил, что было до падения.
– Обморок... Ты извини, но я вас обоих ударил. Мне показалось, вы идете не по своей воле.
– Спасибо, – от души поблагодарил разведчик, – похоже, ты нас спас. Что это было, ты заметил?
– Я ничего не понял. Норгэрель вдруг оттолкнул меня, но без злости, а как помеху на пути, и пошел вперед. Я посмотрел на тебя, с тобой случилось то же самое.
– А с тобой ничего подобного не было?
– Нет. И с лльямой тоже. Я притащил вас обоих сюда и вышел посмотреть – отвратительное место. Эта снежная стена, похоже, живая. Она начала подползать к пещере, и я ушел. Мы возвращаемся?
Вернуться? Это разумно, это очень разумно и очень подло. Другого шанса добраться до Хозяина Вархи не будет – раз стена двинулась к пещере, значит, их заметили. Если б не это, можно было б думать, а так придется прыгать вниз головой с моста. В худшем случае он пройдет путем Рене, это пережить можно. «Пережить»? Что поделать, ни эльфийский язык, ни наречия смертных не знают слов, подходящих к тому, что случилось с адмиралом!
Не о том он думает, надо понять, почему они с Норгэрелем попались, а Аддари и лльяма – нет. Потому что Солнечный и огневушка в Тарре чужаки или есть иная причина? Их просто увидели или заметили, что кто-то пробует колдовать? Здесь, в пещере, власть Хозяина Вархи кончается или он не счел нужным их преследовать? А может, сам он ничего не знает и все дело в сторожевой магии?
– Волчонка!
Лльяма подняла башку. Снять с нее кокон? Опасно. Магию в ход пока лучше не пускать, а Огневушка без кокона в мире, где нет Тьмы, будет чем-то вроде набатного колокола.