Башня. Новый ковчег 1

Букреева Евгения

Но пока его к Вовке не отпускали. Отец не объяснял, почему, просто не отпускал и всё, и Кирилл маялся от безделья, слоняясь из угла в угол. Сам отец куда-то ушёл, но ему строго-настрого велел оставаться дома с матерью.

– Мам, – несколько раз принимался уговаривать мать Кир. – Ну, мам, я только до Вовки добегу, туда и обратно.

– Нет. Отец сказал, будь дома, значит будь дома.

Она заметно нервничала. Несколько раз выходила в общий коридор, Кир слышал, как она говорила о чём-то с соседкой.

Отец вернулся часа через два.

– Ну чего, Вань? Что мужики говорят?

– Да никто ничего толком не знает, – махнул

рукой отец. – Одни говорят одно, другие – другое.

– А Егор Саныч?

– Запропастился куда-то. Мы с Караваевым весь этаж прочесали – нет нигде. Как сквозь землю провалился.

У Егор Саныча, их участкового врача, наверняка, были ответы насчёт карантина. Должны были быть. Вот только где он?

– Ладно, Вань, – мать погладила отца по руке. – Потом ещё сбегаете поищите его. Должен появиться, и тогда…

Что «и тогда» мать не договорила: опять включилась система оповещения, и спокойный женский голос произнёс:

– Внимание! Уважаемые жители шестьдесят пятого уровня, прослушайте важное сообщение!

Кир замер. Системой оповещения на этажах власти пользовались регулярно – это было удобно, действенно, и к такому способу сообщения новостей и распоряжений все давно привыкли. Но сегодня, видимо, сказалась общая тревожность, туманная неизвестность, которой был окутан весь этаж, и люди высыпали из своих отсеков, хотя в этом и не было никакой необходимости – голос из матюгальника, как называл систему отец, одинаково хорошо был слышен и в коридорах, и в квартирах.

Кирилл вертел головой, натыкался на взгляды соседей – пугливые, недоумевающие или заинтересованные. Мать крепко вцепилась в Кира, словно, ему было пять лет, и он мог легко потеряться в толпе. В другой раз Кир возмутился, вырвался бы, но сейчас он просто стоял, положив свою руку на материнскую и осторожно и бессознательно сжимал её сухую ладонь, чувствуя пальцами прохладную, шершавую, уже начавшую стареть кожу.

– Сейчас будет зачитан список фамилий в алфавитном порядке с указанием номера жилого отсека и выполняемых обязанностей. Те, чьи фамилии будут названы, должны подойти к восточному грузовому лифту в указанное время. При себе иметь смену белья и гигиенические принадлежности. Время будет названо отдельно. Уважаемые жители Башни, просьба сохранять спокойствие. Нарушители будут привлечены к административной ответственности. Список зачитывается три раза. Внимание! Внимание!

Кир вдруг отчаянно захотел, чтобы их фамилии не оказалось в этом чёртовом списке. Хоть бы их там не было. Хоть бы не было. Хоть бы…

***

К восточному грузовому лифту они подошли с последней группой: Шороховы оказались в самом конце алфавитного списка. Невысокий кряжистый охранник раздавал каждому какие-то пакеты.

– Это что? – отец Кира показал головой на пакет.

– Сухпай. Следующий!

– Погоди! Для чего это? Куда нас повезут?

Наверно, первый раз в жизни Кирилл услышал, как голос отца дрогнул.

– Всё там, папаша, скажут. Не волнуйтесь.

– Выходим, не торопясь, никого не задерживаем. Не толкаемся, – скомандовал один их охранников, когда двери лифта наконец-то открылись. Охранников по традиции было двое – эта братия в Башне всегда ходила парами.

Люди начали выходить, и, хотя был приказ не торопиться, они всё равно отчего-то спешили, неловко суетились, озираясь по сторонам и прижимая к груди выданные

пакеты и свои вещи – те, что было велено взять с собой. Кир двигался в этой живой, колыхающейся в разные стороны толпе, пытаясь приноровить шаг к всеобщему движению, но то и дело спотыкался. И ему уже почти удалось поймать этот неровный стихийный ритм, стать его частью, как вдруг невысокая женщина, с тонкими волосами мышиного цвета и невыразительным блёклым лицом, резко остановилась, сбивая общий, уже почти отлаженный ход, и тоненько закричала:

– Это что же за произвол! Власть нас за людей не считает! Это…

Она вдруг странно ойкнула и стала медленно оседать на пол прямо перед Киром. Он не сразу понял, в чём дело, и только увидев, как один из охранников, тот, что стоял ближе, лениво убирает за пояс шокер, замер от внезапно осенившей его догадки.

– Давай-ка, парень, оттащи её в сторону, – приказал охранник Киру.

– А…

– Через пару минут очнётся. Будет как огурчик, —охранник хохотнул и отвернулся.

Кирилл нагнулся, попытался приподнять женщину – она показалась ему тяжёлой, несмотря на маленький рост и бросающуюся в глаза худобу. Неожиданно почувствовал, как кто-то помогает ему, поднял голову. Это был отец.

Вдвоём они оттащили женщину к стене, уложили прямо на пол. Отец подложил ей под голову сверток – её свёрток, он выпал у женщины из рук, когда она упала. Мать, которая всё это время не отходила от них ни на шаг, принялась легонько похлопывать женщину по щекам, пытаясь привести в чувство.

– Да брось, Любаш, сама очнётся, – за напускной суровостью и безразличием в голосе отца слышалась и жалость к этой женщине, и горькая нежность к своей собственной жене, растерянной и подавленной происходящим.

– За что они с ней так? Она же ребёнка недавно потеряла, мало ей горя от этих, – шептала мать.

– Это жизнь, Люба, не начинай…

Женщина пришла в себя действительно через несколько минут, как и говорил охранник. К тому времени лифт уже уехал, а те, кого привезли вместе с ними, успели разойтись – вернее направились в центр этажа, где горел свет и откуда доносились голоса.

Этаж, пустой и гулкий, был совсем не похож на их жилой уровень. Коридоры здесь были шире, чем у них, и за счёт этого, а также за счёт полностью застеклённых помещений, которые занимали большую часть этажа, уровень просматривался почти насквозь. Кир заметил, что выход к лестницам от лифта был перекрыт – намертво заделан плотными пластмассовыми щитами, а за шахтой лифта, где на обычных этажах начинались жилые отсеки, опять шли ряды таких же помещений, как и те, что располагались по центру. Темнота и полумрак, глядящие из пустых стеклянных глазниц, пугали и вгоняли в дрожь. Кир знал, что где-то там, в конце длинных, звенящих пустотой коридоров были окна наружной стены Башни, но света от этих окон было немного. Впрочем, как и везде внизу.

– Пап, а здесь что? – тихо спросил он отца.

– Это школа, – отец оглянулся, посмотрел долгим взглядом в тёмную глубину, лениво и равнодушно дышащую у них за спиной.

– Школа? В смысле?

– До Закона не было никакого интерната, это его уж после организовали. А раньше были просто школы. По одной на несколько десятков этажей. В этой я учился. И мама твоя. Странно, я уж думал, отсюда всё растащили, а оно вон как… Ну, раз власти здесь не убирают ничего, видимо, надеются однажды всё вернуть, как было.