Башня. Новый Ковчег 3
Шрифт:
Она никому про это не говорила, как не говорила и про то чувство вины, что давило на плечи, лежало на душе тяжёлым и неподъёмным грузом.
В тот вечер, когда отец ушёл после непонятного телефонного звонка, Ника не придала этому особого значения. Мало ли в её жизни было вечеров, когда он вот так уходил — да не сосчитать. Только он всегда возвращался. Всегда. Но не в этот раз. И хуже всего было то, что она, Ника, увлечённая своими чувствами и переживаниями, даже не заметила его отсутствия.
Ника помнила, как они со Стёпкой провожали Кира и Сашку, и как Кир, этот придурок, шёл, засунув руки в карманы, с таким невозмутимым и равнодушным
То есть, в то время как внизу, на Северной станции происходило страшное, она разговаривала, смеялась, целовалась, и нигде ничего у неё не ёкнуло, не отозвалось. Она даже утром не поняла, что отец не ночевал дома, спокойно собралась, отправилась на учёбу, и когда её прямо с лекции позвали в учебную часть, пошла туда, ни о чём не догадываясь, не замечая сочувственные взгляды, которые на неё бросали те, кто каким-то образом был уже в курсе. И вот этого-то Ника никак и не могла простить себе, потому что по всему выходило, что она плохая дочь, и будь она менее эгоистичной, всё бы было по-другому. Конечно, умом Ника понимала, что по-другому бы не было, но ум в её горе был плохим советчиком, и она упорно продолжала корить и изводить себя за холодность и бесчувствие, добровольно запершись в четырёх стенах и с детским упрямством повторяя: «Когда папа вернётся, я должна быть дома».
Она бездумно слонялась по комнатам, присаживалась на диван и тут же вскакивала, боясь задремать и пропустить его приход, ходила по отцовскому кабинету, иногда застывая от какой-то промелькнувшей в голове мысли, прислонялась разгорячённым лбом к холодному стеклу книжного шкафа, где вперемешку стояли книги так любимых им русских классиков и инженерно-технические справочники, в сотый раз поправляла бумаги на его столе. Она срывалась на горничной, которая продолжала приходить по утрам, за то, что та опять что-то переставила. Горничная оправдывалась, и от этих оправданий Ника злилась ещё больше и после её ухода часами чего-то поправляла, передвигала, иногда с ужасом понимая, что она уже не помнит, как и где что лежало. Почему-то ей казалось это важным — непременно сохранить всё так, как было в тот последний вечер. Какое-то глупое суеверие, не дающее покоя: пока все вещи лежат на своих местах — отец жив.
Иногда она ловила на себе испуганные взгляды друзей. Вера, в те часы, когда была у неё, а не на учёбе или в больнице у Анны, ходила за Никой по пятам, пытаясь поговорить и в чём-то убедить. Ника её не слушала. Верин голос журчал где-то рядом и совсем не трогал.
Вера уходила, и её сменял кто-то другой. Марк, безуспешно пытающийся её рассмешить, молчаливый Митя, Лёнька, задумчиво переставляющий фигурки на шахматной доске. В эти минуты Ника застывала рядом с Лёнькой, не сводя глаз с чёрно-белого поля. Её друзьям казалось, что это её успокаивало. На самом деле Ника просто упорно следила за передвижением чёрных фигурок (папа всегда играл чёрными), чтобы после Лёнькиного ухода вернуть всё на место.
Но хуже и тяжелее всего было, когда приходилось оставаться наедине со Стёпкой. Васнецов уж точно был ни в чём не виноват, но каждый раз, когда он пытался обнять Нику или коснуться губами
Она очень сильно от них устала. Ото всех. От их постоянного присутствия. От неуклюжих попыток её растормошить. И ни она, ни они не понимали (она — потому что была сильно придавлена горем, они — потому что очень любили её), что одиночество — это как раз то, что ей сейчас нужно. Чтобы она наконец-то выплакалась.
При них она этого сделать не могла. Её глаза оставались сухими. А тот единственный, с кем она умела не сдерживать слёзы, был не с ней, и когда наконец появился, сердитый, раскрасневшийся, она просто сказала, глядя в его тёмные, слегка влажные глаза, с длинными как у девочки, чуть подрагивающими ресницами:
— Хорошо, что ты пришёл.
***
Она шла впереди, ощущая затылком тяжёлое, сбивчивое дыханье Кира. Рядом с Киром семенил Сашка Поляков. Ника, открыв им дверь, заметила его не сразу. Взгляд упёрся в Кирилла, в его взволнованное лицо, в тёплые карие глаза, и одновременно пришло что-то похожее на облегчение. Все эти дни Ника, сама того не осознавая, была напряжена, натянута как струна, и это ощущение натянутости не только не ослабевало, но становилось всё сильней, словно кто-то тянул и тянул её душу в разные стороны, пытаясь наконец разорвать, и это почти удалось, не появись на пороге Кир.
Ника чувствовала, как напряжение постепенно спадает, и, хотя горе никуда не делось, дышать стало легче.
Из маленькой гостиной доносились голоса. Что-то громко доказывал Марк, его то и дело перебивала Вера и Стёпка, но, когда они втроём, Ника и Кир с Сашкой, появились на пороге, все как по команде смолкли, повернув в их сторону головы.
— О, Кир, привет! — Марк первым поднялся, шагнул к Киру, радостно улыбаясь и протягивая руку. — Здорово, что ты пришёл!
— Мог бы и раньше, конечно, — на Верином лице тоже появилась улыбка, но тут же погасла. Её глаза презрительно сощурились. Она заметила Сашку.
Кир поздоровался с Марком и Верой, потом подошёл к близнецам, обменялся рукопожатием и с ними. Васнецова, небрежно развалившегося на диване, он проигнорировал. Прошагал мимо и с независимым и даже вызывающим видом встал в стороне, засунув по привычке руки в карманы. Этот жест выдавал его с головой — Кир нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке.
Сашка, потоптавшись немного на пороге, занял место рядом с Кириллом.
— А вы теперь, я смотрю, всегда парой ходите, — раздался насмешливый голос Стёпки.
Васнецов поднялся с дивана, небрежной походкой пересёк комнату и пристроился на подлокотник кресла, в которое опустилась Ника. По-хозяйски положил руку ей на плечо, и Ника с досадой и раздражением подумала, что сделано это вовсе не для того, чтобы поддержать её или быть к ней ближе. Это было рассчитано на Кира. «Она теперь моя. Держись от неё подальше», — заявлял Киру Стёпка. Кир послание считал правильно и развязно ухмыльнулся.
— А тебя чего-то напрягает?
— Не люблю стукачей и шпионов.