Башня. Новый Ковчег 3
Шрифт:
— Ну всё, иди, Кирилл, — Литвинов закончил разговор. — И глупостей не делай. Помни, что её безопасность сейчас в твоих руках.
Кир послушно вышел. И с тех самых пор в его душе начался ад.
И теперь, слушая справедливые упрёки Веры, Кир снова вспоминал тот разговор недельной давности. И снова ощущал на себе тяжесть бетонной плиты аргументов Литвинова.
— Так ты придёшь или нет? — под Вериным бронебойным осуждающим взглядом Кирилл съёжился. — Мы уже на сегодня закончили, как раз собираемся все к Нике. Пойдём с нами?
— Я не пойду, — Кир спрятал глаза и упрямо повторил. — Я ей не нужен. У неё теперь есть этот, как его… Стёпка, — имя соперника он выплюнул, словно это было не имя, а мерзкий вонючий слизняк. — Пусть
Он повернулся и быстро пошёл от Веры, чуть ли не побежал, понимая, каким скотом выглядит, но будучи не в силах ничего изменить.
— Ну и дурак же ты, Кирилл! Какой ты дурак!
Слова Веры ударили ему в спину. Он вздрогнул, но не обернулся, лишь ещё больше ускорил шаг.
Где-то с четверть часа Кир бесцельно бродил по коридорам, натыкаясь то на строителей, то на горы мусора. Даже умудрился поцапаться с бригадиром, ненавистным Петровичем, случайно попавшимся ему на пути.
Потом в голове немного прояснилось. И Кир стал размышлять, что делать дальше. Его рабочий день заканчивался. Наверное, уже пришла Катя — Анна Константиновна поставила их в разные смены, объяснив, что будет лучше, если в больнице всегда будет находится кто-то из посвящённых. Но Кир часто, отработав, оставался вместе с Катей. И Поляковым, который теперь всегда после своей учёбы и стажировки наверху прибегал сюда. Их, связанных общей тайной, неумолимо тянуло друг к другу. Только с ними, с Катей и Сашкой, Кир мог не притворяться, не нужно было прилагать постоянные усилия, чтобы не выдать себя ненароком неосторожным словом и поступком. И поэтому он каждый раз, передавая Кате дела, не спешил уходить. Хотя и чувствовал себя третьим лишним — наверняка им хотелось уединиться, побыть без него. Кир это видел, испытывал неловкость, но всё равно толкался рядом, мешая им, делая вид, что у него тоже есть какие-то дела. А потом, когда дальше тянуть было совсем уж невозможно, прощался и уходил к себе домой, где долго ворочался на кровати, только к утру забываясь в нервном, беспокойном полусне.
Вот и сейчас, вместо того, чтобы идти собираться домой, Кир решил проведать Катю. Она наверняка была у стариков — Катя всегда первым делом шла их проведать.
«Хорошо ещё к этим двоим в тайник идти не надо», — думал Кир, шагая длинными коридорами. В больнице это было едва ли не единственное место, которое он терпеть не мог. И понятно, почему.
Сейчас, вспоминая тот день, когда они с Сашкой нашли тайник, Кир удивлялся, как им вообще это удалось — в причудливых хитросплетениях коридоров он и сегодня нет-нет, да плутал. Прав был Сашка, сказавший ему тогда, что этажи организованы по-разному, потому что больница Анны Константиновны была тем ещё лабиринтом — один тайник, ловко спрятанный от посторонних глаз, чего стоил.
Места в этом тайнике было предостаточно. Анна Константиновна в заботе то ли о своём любимом Литвинове, то ли о своём любимом Савельеве — Кирилл не вдавался в подробности их сложных взаимоотношений — велела им с Сашкой расчистить соседнюю комнату и перенести туда нехитрые пожитки Бориса Андреевича. Хотя толку-то? Эти двое всё равно торчали всегда вместе, когда бы Кир туда не пришёл, постоянно вели какие-то умные разговоры, иногда даже не прекращая их, когда он заходил. Словно понимали, что Кир всё равно не сможет разобраться в их заумных речах. И ведь правы они были — он ровным счётом ничего не понимал. То они тёрли про какой-то реактор, знать бы ещё, что это за зверь такой, бросаясь фразами «замкнутый цикл», «обогащённый уран». То лениво перебирали незнакомые Киру фамилии. Редко, когда Литвинов пребывал в игривом настроении, он цеплял Кира, пытался затеять с ним разговор, пошутить. Но Кир подозревал, что Литвинов это делает не из симпатии и даже не от скуки — а именно для того, чтобы задеть Кира, выставить его дураком. А потому коротко огрызался, а то и просто молчал и спешил покинуть комнату. Он ненавидел их. Остро и безнадёжно, чётко зная, что ничего не сможет с ними поделать. Но его просто выводило из себя, что эти двое забились тут, в тёплое местечко и чего-то
До Кати и стариков Кирилл так и не дошёл, был остановлен резким окриком Анны Константиновны.
— Кирилл!
Кир застыл, словно его поймали врасплох. Его смена заканчивалась через пятнадцать минут, что по мнению Кира означало, что он почти свободен. В глазах же Анны Константиновны у него было ещё целых пятнадцать минут рабочего времени, то есть до фига как много, а значит…
— Вот что, Кирилл. Вещи Павла Григорьевича.
— Какие ещё вещи? — не понял он.
— Такие вещи, — в словах Анны Константиновны отчётливо зазвенела злость, что было опасным знаком. — Одежда, бельё… если мне не изменяет память, а она мне не изменяет, Кирилл, я тебе в первый же день сказала запаковать всё в мешок…
— Я запаковал!
— И отнести на утилизацию. Тебе подробнее объяснить термин «утилизация»?
— Не надо, — буркнул он.
Вещи Павла Григорьевича он и правда никуда не отнёс, убрал в мешок, подумал, что сделает это позже. И благополучно забыл. Но чёрт, этот мешок стоит себе спокойненько в одной из комнатушек, кому он там мешает.
— Борис Андреевич говорит, что от мешка запах…
А-а-а, ну теперь понятно, кому мешает.
— Надо убрать, Кирилл.
— Да ничем он не пахнет, Анна Константиновна, — не удержался от возмущения Кир. — Запечатанный мешок, стоит себе. Я завтра уберу.
— Он пахнет, — Кирилл поёжился под её взглядом. — И ты уберёшь прямо сейчас.
Конечно, после таких слов побежишь хоть к чёрту в ад и всё сделаешь. Кир и побежал.
Мешок с одеждой Савельева стоял себе преспокойно в одной из тёмных комнат, куда Кирилл его и поставил. И ничем не пах. Вот вообще ничем. И чего этот эстет хренов там унюхал, да ещё и нажаловался на него — специально же, ежу понятно.
Кир наклонился. Ну может и есть лёгкий запах, подумаешь, ерунда какая. Он приподнял мешок и тут же выругался — тонкий чёрный пластик опасно натянулся и почти мгновенно порвался, Кир и сообразить ничего не успел. Мокрая и грязная одежда плюхнулась с чавкающим звуком на пол, в нос ударила резкая вонь, и Кир инстинктивно отпрянул.
— Чёрт! — он выскочил из комнатушки, заметался, быстро сообразил, что в соседнем помещении был запас таких же пластиковых мешков и ринулся туда.
…Собирать заплесневелую окровавленную одежду Савельева было противно, Кир морщился, но что поделаешь — надо. Может, и права Анна Константиновна, нужно было ещё в прошлый раз убрать. Не пришлось бы теперь… Кирилл с силой проталкивал мокрый и грязный ком одежды в мешок, и тут его пальцы нащупали что-то плоское и твёрдое. «Ну что там ещё?» — недовольно подумал он, пошарил рукой и извлёк откуда-то то ли из кармана, то ли просто из груды тряпья плоский пластиковый предмет. Магнитная карта-пропуск. Кир повертел её в руках. Точно. Пропуск на имя Павла Григорьевича Савельева. Прикольно. Оказывается, у него тоже есть. Кирилл сунул карту в карман куртки. «Потом отдам Анне Константиновне», — подумал машинально. Быстро запаковал Савельевские вещи в мешок и хотел уже было идти, но тут услышал знакомый раскатистый хохот, и его аж передёрнуло от возмущения.
«Ржёт, а я тут в дерьме колупайся», — Кир потуже завязал мешок и отставил в сторону. Ничего страшного не случится, если он завтра его унесёт на утилизацию. А сегодня с него хватит, его рабочий день закончился.
Кирилл поднялся и, засунув руки в карманы, зашагал прочь. Чуть тормознул у двери комнаты Савельева, чисто по инерции, хотел уже идти дальше, но замер как вкопанный, услышав свою фамилию.
— Ну ты, Паша, даёшь! Хотя я не удивлён, честно. Но пацан этот, Кирилл Шорохов, он же…