Башня. Новый Ковчег 3
Шрифт:
Они дошли до первого поворота, где кончался один производственный участок и начинался следующий, и отец дёрнул его за рукав. Кир вспомнил, что кабинет начальника цеха, куда они с отцом и направлялись, был где-то в той стороне, где техотделы — там Кир почти не бывал, а у начальника цеха так и вообще был один раз, когда его туда приволок сам Афанасьев, поймавший Кира за руку в туалете за неудачной попыткой толкнуть холодок.
Отец уверенно свернул в один из коридоров и, пройдя несколько метров, также уверенно толкнул одну из дверей, на которой тускло блестела металлическая табличка. Кир успел прочитать
Афанасьев, высокий мужик с крупными чертами лица, находился в приёмной, стоял у стола секретарши и отдавал какие-то указания. Увидев их, начальник цеха кивнул отцу, бросил беглый взгляд на самого Кирилла и молча махнул им рукой в сторону двери, ведущей в кабинет — мол, проходите, я сейчас. Отец тоже кинул и тут же втолкнул Кира в Афанасьевский кабинет.
— Кирилл, — отец, наверно, в первый раз за всё то время, как они пришли в цех, посмотрел на Кира. — Сейчас Николай Михалыч придёт, и ты постарайся уж изложить всё максимально подробно и чётко. И скажи ты ему, где он.
Кир упрямо закусил губу и уставился себе под ноги. Он почти не разглядывал само помещение, да здесь ничего и не поменялось с того дня, когда Афанасьев орал на него, не скупясь на матерные эпитеты — те же стандартные столы из серого пластика, выставленные привычной буквой «Т», такие же пластиковые стулья по бокам, вдоль стен стеллажи, заваленные папками, на одном из столов телефон и компьютер.
За спиной скрипнула дверь, и Кир инстинктивно вздрогнул.
— Ну что там у вас. Выкладывайте, — Афанасьев быстро прошёл к своему столу, бросил на него пачку тонких папок, которые держал в руках, и посмотрел на них.
— Говори, Кирилл, — отец подтолкнул Кира вперёд.
Кир собирался привычно огрызнуться, но взглянув на нахмуренные кустистые брови Афанасьева, стушевался, скривился, хотел засунуть руки в карманы, но так и не решился — остался стоять, как прилежный ученик перед строгим учителем, вытянувшись по струнке, руки словно приклеены к телу.
Он и сам не понял, как заговорил, но заговорил, и слово за слово выложил всё — про покушение на заброшенной станции, про раненного Савельева, про то, как они с другом вытащили его, и про то, что Савельев сейчас жив и здоров, но скрывается ото всех, а почему — он, Кир, не знает. Здесь Кирилл почти не соврал, он ведь и правда не понимал до конца всех мотивов Савельева, которые удерживали его внизу.
— Где он сейчас? — торопливо спросил Афанасьев, едва Кир закончил свой рассказ.
— Не скажу, — Кир опять упрямо уставился себе под ноги.
— Ты что, в детском саду, что ли? Ты вообще понимаешь, что ты сейчас говоришь? — не выдержал Афанасьев. — Мы тут в игрушки, что ли, играем? Иван? — обратился он уже к отцу.
Отец лишь пожал плечами, и Афанасьев, выругавшись, подошёл к телефону. Набрал номер, с силой вдавливая указательный палец в кнопки, подождал, пока там ответят.
— Слава? Это Афанасьев. Мне срочно нужен Константин Георгиевич. Срочно, Слава. Очень срочно.
Пока какой-то Слава искал на том конце провода какого-то Константина Георгиевича, Афанасьев постукивал пальцами по столу и сверлил Кира взглядом, не обещающим ничего хорошего.
— Константин Георгиевич! Здравствуйте. Это Афанасьев, — Кир заметил,
Афанасьев положил трубку на рычаг и посмотрел на Шорохова-старшего.
— Величко сейчас будет здесь. Пойду его встречу. А вы оставайтесь тут. Вань, ты бы убедил своего сына. Не время сейчас изображать из себя героя. Вань, да ты и сам понимаешь не хуже меня.
И он торопливо вышел, прикрыв за собой дверь. Отец с сыном остались вдвоём.
— Тебе, наверное, Кирилл, сейчас кажется, что ты кого-то предаёшь, — устало проговорил отец, опускаясь на один из стульев. — Но это не так. Поверь, тут нет врагов. Ты многого не знаешь, не понимаешь. И сейчас твоё глупое упрямство может стоить слишком дорого. Тебе, мне, всем людям вокруг.
Кир слушал отца и даже где-то был с ним согласен. Он действительно ни черта не понимал. Он запутался, кого надо спасать, кому можно доверять. В этом клубке интриг и заговоров, Кир был слеп, как только что родившийся котёнок. Вот раньше, когда они дрались с пацанами — всё было чётко. Здесь свои, там — чужие. А теперь? Мысли, которые поначалу носились в его голове каким-то бестолковым табором, теперь улетучились, и в этой пустоте осталось только одно знание, возможно, детское, глупое, упрямое. Предавать нельзя. И он, Кир, никому ничего не скажет. Не выдаст место, где находится Савельев. Ни за что не выдаст. Иначе потом он просто не сможет с этим жить.
Когда дверь распахнулась, Кир даже не испугался, хотя понимал, что ничего хорошего от этого человека, главы производственного сектора, при звуках голоса которого Афанасьев вытягивался в струну, как на параде, Киру ждать не стоит. Пожилой, грузный мужчина, вошедший в кабинет, окинул их с отцом умным, жёстким взглядом и бросил негромко кому-то, кто остался за дверью:
— Подожди меня там, Слава. И проследи, чтобы никто нам не мешал.
Он уселся в кресло Афанасьева, которое ему явно было маловато, попытался устроиться с максимальным комфортом и нахмурился.
— Ну, этот, что ли? — проговорил он, обращаясь к Николаю Михайловичу, и почти одновременно с кивком Афанасьева, вперился глазами в Кира. — Ты кто такой?
— Кирилл Шорохов, — буркнул Кир.
— Как-как? — переспросил Величко и удивлённо кашлянул. — Кирилл Шорохов?
Может, раньше Кир и посчитал бы для себя лестным, что его имя было знакомо этому человеку, явно не последнему в их Башне, но теперь он почувствовал что-то вроде безразличия.
«Ничего не скажу. Не выдам. Пусть хоть убьют», — решил он и упрямо вскинул подбородок.