Башня. Новый Ковчег 5
Шрифт:
— За мной? — переспросил Сашка.
— Да, молодой человек. За вами. Не удивляйтесь. Я очень много о вас знаю. И мне приятно, что вы являетесь ярким подтверждением моей теории, о том, что происхождение определяет и талант, и характер. Несмотря на то, что ваши приёмные родители занимают весьма низкое положение, вы поступили в административный сектор. А это, знаете ли, говорит о многом. И уже будучи стажёром умудрились выделиться, попасть в поле зрения сильных мира сего. Да, Алекс, да. Всё это время я следил за вами. Я знаю и про то, как вы работали на Кравца, и про вашу дружбу с дочерью Савельева, и про то, что вы и за моей невестой ухаживали. Ну, не смущайтесь, — Ставицкий ласково улыбнулся. — Я не буду вас ревновать. Дело молодое. К тому же, у вас прекрасный вкус, или в вас говорят
Сашка судорожно сглотнул. Господи, что он несёт? Какие гены?
— Более того, молодой человек, я даже знаю про то, что вы стали свидетелем одного очень занятного разговора между вашим бывшим начальником Кравцом и генералом Рябининым, тогда ещё полковником. Очень занятного разговора.
Сашка побледнел. Вспомнил, как стоял тогда за той душной портьерой, в гостиной Рябининых, как задыхался от запаха пыли и от страха.
— А знаете, я ведь вас спас, Алекс, — Ставицкий явно наслаждался произведённым эффектом. — Кравец вас вычислил и даже просил у меня разрешения избавиться от вас. Вы были на волосок от гибели, молодой человек. Но я уже тогда знал, кто вы есть на самом деле. А ваша жизнь, ваши гены стоят очень дорого. И разбрасываться ими я не имел права. К тому же, я был уверен, что вы будете молчать. И я оказался прав.
Ставицкий снова тихо засмеялся.
— Что ж, Алекс. Я рад, что вы теперь среди нас. И я уверен, вас ждёт блестящее будущее. С такой матерью, как Анжелика Юрьевна, и с такими талантами. Я знаю, что Ирина Андреевна уже взяла вас под своё крыло. Да и у меня на вас грандиозные планы. Учитесь, вникайте и со временем вы займёте одно из самых высоких положений в нашем обществе.
Ставицкий поднял бокал, улыбнулся, сделал маленький глоток и собрался было отойти от Сашки, который стоял, совершенно раздавленный ворохом информации, свалившейся на него в этот вечер: смерть Кира, замужество Оленьки, то, что Ставицкий, оказывается, давно за ним следил и даже знал про тот подслушанный разговор. Новости метались в голове, путались, мешали думать. И тем не менее было что-то ещё в этом ворохе информации — Сашкин мозг отчаянно ему сигнализировал, — и на это что-то следовало обратить особое внимание и использовать, обязательно использовать…
— Подождите… Сергей Анатольевич, — Сашка вдруг понял, что именно, голова прояснилась, откуда-то из дальних уголков памяти всплыло имя и отчество Ставицкого. — Сергей Анатольевич…
Ставицкий остановился и, обернувшись, с интересом уставился на Сашку.
— Да?
— Ника… Могу я узнать, что с Никой?
— С Никой, — Ставицкий снова приблизился к нему. — А я вижу, что вы всё ещё заинтересованы в этой девушке. Что ж… вы неплохо соображаете, Алекс, я в вас не ошибся. А, знаете, это действительно неплохая мысль, — он о чём-то задумался, склонив голову набок и не сводя с Сашки внимательного взгляда.
— Я ничего не слышал о ней, с тех пор…
— Ника дома, где ж ей ещё быть, — мягко улыбнулся Ставицкий. — Она не очень здорова, сильно переживает из-за отца и всего, что происходит. Бедная девочка.
— Могу я её увидеть? — замирая, спросил Сашка.
— Увидеть? — Ставицкий снял очки, достал из кармана платок, протёр, снова надел. — А почему бы и нет? Вы далеко пойдёте, Алекс да, очень далеко. Ника, несмотря ни на что, всё-таки принадлежит к роду Андреевых, этого не изменить. И, вполне возможно, что в сочетании с генами Бельских… Что ж, Алекс, вы можете навестить её. Скажем, завтра вечером. Я предупрежу, вас пропустят. Девочка сейчас очень расстроена и одинока, а вы способны на неё хорошо повлиять. Да, пожалуй, так мы и сделаем. Завтра вечером, молодой человек. А сейчас, простите…
Ставицкий отошёл от него и присоединился к группе мужчин, стоящих в стороне. Они явно ждали, когда он освободится.
Сашка выдохнул. У него получилось. Завтра он увидит Нику. А там… он что-нибудь обязательно придумает. Они придумают. Вера, Стёпка, Марк, близнецы. Ника. Вместе они найдут решение. И он… нет, больше он не будет плыть по течению и участвовать в этом дешёвом балагане. Теперь он будет действовать.
Глава 2.
— Я не очень понимаю, милочка, за что вас здесь держали ваши предыдущие руководители, вероятно за красивые глазки. Но со мной этот фокус не прокатит. Если я сказала, что документы по плану мероприятий с министерством здравоохранения мне нужны к пяти часам, это значит, что в половине пятого у вас всё уже должно быть готово. И мне совершенно безразлично, почему вы не справились. И ещё, я ознакомилась с вашим личным делом — ваше происхождение крайне спорно. А потому я совсем не уверена, что вы и дальше будете занимать должность моего личного секретаря. Мне те услуги, которые вы, судя по всему, оказывали Литвинову, а потом Богданову, совершенно без надобности. И если вы не докажете в ближайшие двадцать четыре часа вашу компетентность, то вылетите с этой работы, а может и вовсе из административного сектора. Это понятно?
Ирина Андреевна говорила сухо и ровно, словно, не распекала свою секретаршу за небрежно выполненную работу, а зачитывала инвентарную ведомость: лопата стальная, артикул 2367, 100 штук…
Сашка, который безотрывно находился при Марковой уже целую неделю на громкой должности личного помощника, а по факту всего лишь исполнял обязанности мальчика на побегушках, хоть и привык к такой манере речи своей начальницы и новоявленной родственницы, но всё равно каждый раз напрягался и внимательно вслушивался в слова, произнесённые ровным, начисто лишённым каких-либо эмоциональных оттенков голосом. Чем-то Ирина Андреевна напоминала своего покойного мужа, возможно, тусклостью и неприметностью, но иногда Сашка ловил себя на мысли, что с Кравцом было в разы легче. Его прежний начальник не скрывал своего презрения, любил витиеватой интеллектуальной насмешкой выбить табуретку из-под ног жертвы, и в целом было понимание, что этот человек — опасен, но с Марковой… с Марковой всё было по-другому.
Она одинаково ровным голосом отдавала приказ распечатать документы к завтрашнему утру и тут же, не меняя тона, говорила уничижительные и обидные вещи, и почему-то именно это придавало оскорблениям особый оттенок, делая их намного более страшными и неприятными, нежели если бы они были сказаны раздражённо или зло.
— Я поняла, Ирина Андреевна. В течение десяти минут всё будет готово, — ответила Алина, стараясь держать каменное лицо.
Эта красивая женщина, доставшаяся Марковой в наследство от Богданова, а тому в свою очередь от Литвинова, Сашке нравилась — ему было понятно, что предыдущие начальники держали Алину Темникову вовсе не за красивые глаза. Она, казалось, знала всё об устройстве их сектора и пару раз очень выручала Сашку, который пока ещё мало что понимал. С Сашкиной точки зрения Ирина Андреевна придиралась, но он уже понял, что придиралась она ко всем. Сутью её была ненависть, искусно спрятанная за напускной сдержанностью и вежливостью.
Из двух женщин, во власти которых Сашка внезапно оказался, именно Маркова вызывала в нём страх, и страх этот, инстинктивный, вылезший из глубин подсознания, возник почти сразу, как только он её увидел. Анжелика была равнодушна к нему. Сашка быстро понял, что его ей навязали, и, если бы не идея-фикс их нового Верховного насчёт чистоты рода, она бы вряд ли сама вспомнила, что у неё есть сын, которого она когда-то родила и выбросила, как ненужного котёнка. Она испытывала разве что лёгкую досаду от того, что ей теперь приходится терпеть его в своём доме, и только. А вот с Марковой всё было хуже.
Когда её глаза, почти бесцветные и прозрачные, если б не плескающаяся в них мутноватая жижа ненависти, останавливались на нём, Сашка внутренне сжимался. И даже то, что она смотрела так не только на него, но и на всех остальных: на Алину, на сотрудников административного сектора, на уборщицу, приходившую по вечерам мыть кабинет, и даже на Анжелику, которая по должности и положению ничуть не уступала самой Марковой, мало успокаивало его. Сашка вспоминал забитую женщину, которую видел тогда, в квартире Кравца, неловкую, попятившуюся задом после равнодушно уничижительного «вон пошла, дура», и не понимал вдруг случившейся с ней метаморфозы. А потом вдруг до него дошло.