Башня. Новый Ковчег 5
Шрифт:
Каждый раз, когда раздавался звонок, Пашка вцеплялся в телефонную трубку, как в спасательный круг, сжимал холодный пластик побелевшими от напряжения пальцами и так и не выпускал эту бесполезную трубку из рук до конца разговора, и только когда уже из динамика раздавались короткие гудки, разом обессилев, ронял её на стол, а Борис аккуратно клал трубку на место, горячую, чуть влажную, нагретую жаркими Пашкиными пальцами.
— Ника!
— Папочка!
— Ты как? Ника…
— Папа, со мной всё хорошо, не волнуйся за меня…
— Ника, девочка моя…
— Ну всё, убедился, что с твоей дочерью всё в
Эфир заполнил мягкий голос Ставицкого, Павел дёрнулся, с трудом взял себя в руки.
Так было каждое утро. Телефон оживал, и сквозь разделяющие из четыреста этажей прорывался звонкий крик Ники, разом вышибая у Пашки почву из-под ног. Это была излюбленная тактика Ставицкого — с иезуитской ловкостью показать, кто тут на самом деле хозяин, деморализовать Павла хотя бы на эти пару минут, и Борис был готов поклясться, что Серёже это доставляет удовольствие. Ставицкий словно отыгрывался на Павле за своё неудачное детство, нескладную юность, за то, что Савельев, даже замурованный под землёй, был его сильней, и Серёжа крысиной своей сутью если не понимал, то чувствовал это. Оттого и играл он на Пашкиных чувствах к дочери, как на единственном, на чём мог сыграть.
— Ну раз убедился, то не смею больше отнимать у вас время. У меня полно дел, так что до завтра…
Это тоже было частью игры и тоже рассчитанной на Павла, потому что прерывать разговор Ставицкий не спешил. Ему важно было пощекотать Пашкины нервы, потому что Савельев, всё ещё не отошедший от только что услышанного голоса дочери, вёлся на это, бледнел и сжимал телефонную трубку так, что Борису казалось, ещё немного, и она хрустнет.
— Погоди, Серёжа, — вступил Борис и тоже сделал паузу, ещё раз прокрутил в голове всю выстроенную цепочку предстоящего разговора. — Погоди, у нас возникла серьёзная проблема.
— У вас возникла проблема? Очень жаль. Хотите, чтобы я вам посочувствовал, Борис Андреевич?
— Ты не понял, Серёжа. Проблема возникла у нас у всех. И у тебя тоже. Потому что если мы её сейчас не решим, то последствия коснутся каждого в этой Башне.
— Да перестаньте меня пугать, Борис Андреевич, — голос Ставицкого ничуть не изменился, остался таким же мягким и равнодушным, и это было нехорошо — Серёжа не верил ни одному его слову. — Вы повторяетесь. Я уже наслушался про важность запуска атомной станции и про то, что будет, если вы вдруг не справитесь. Но надо справиться. Люди у вас есть, ресурсы тоже. Я вам не мешаю. А насчет медикаментов, — Ставицкий опять опередил Литвинова. — Мы вашу просьбу выслушали и вынуждены вам отказать. Медикаменты в Башне в большом дефиците. И потому мы считаем нецелесообразным расходовать их на мятежников. Увы.
Борису показалось, что Ставицкий улыбается, там, на Поднебесном ярусе Башни. Захотелось стряхнуть эту улыбочку, но Борис сдержался.
— Нам нужна мобильная операционная и дальше всё по списку. Список у вас имеется.
— Мне кажется, вы не в том положении…
— У нас сильно ухудшилось состояние Руфимова, — Борис не дал Ставицкому договорить, перебил, продолжая ровным и твёрдым тоном. — Без операции он умрёт.
— Соболезную, — до Ставицкого либо не доходило то, что говорит Борис, либо он был очень искусным актёром. — Это большая потеря для вас. Люди умирают, и это печально.
— Да нет, Серёжа, это большая
— Да перестаньте, Борис Андреевич, незаменимых людей у нас нет. Ничего без вашего Руфимова не рухнет. Ни сейчас, ни потом. Не надо делать из меня идиота. Справитесь и без него. Так что, выкручивайтесь там сами…
— Значит так, Сергей, — не выдержал Павел. — Сегодня же ты организуешь нам бригаду медиков, мобильную операционную и далее по списку. И вместе с ними доставишь нам Бондаренко, начальника Южной станции, он здесь тоже необходим. Сегодня же, это понятно?
На том конце провода воцарилось молчание. Борис посмотрел на Павла и укоризненно качнул головой. Тактика танка она, конечно, иногда работает, но в данном случае…
— Ты сейчас шутишь, Паша? — наконец ожил аппарат. — Смешно. Спасибо, что развлёк меня.
— Нет, я не шучу. Мне не до шуток, Серёжа. Не сегодня-завтра Южная станция начнёт давать сбои, уровень падает слишком быстро. Нам необходимо синхронизировать снижение мощности на волновой с постепенным запуском тут. И это очень серьёзно.
— Ну, в качестве исключения, мы можем дать вам связь с Южной станцией, будете переговариваться с вашим Бондаренко, синхронизироваться. Если вы заберёте к себе всех инженеров, у нас-то кто останется.
— На Южной станции будет новый начальник — Васильев. Его надо обменять на Бондаренко. Он к вечеру будет готов.
— Послушай, Паша, ты не в том положении, чтобы ставить мне условия. Все эти ваши перестановки, одного туда, другого сюда… Хватит уже мне голову морочить.
— Серёжа, — влез Борис. — Ну вот что ты упёрся? Мы же ничего такого сверхъестественного не требуем. Тебе-то какая разница? Тебе и самому прежде всего выгодно, чтобы у нас тут всё заработало. Да, ты почти выиграл. И у нас после запуска не останется другого выхода, как сдаться тебе. Так давай, чёрт возьми, уже всё запустим. Отправь нам Бондаренко — взамен получишь Васильева.
— Чем вам, интересно, этот Васильев не угодил? Что вы там темните? Замышляете что-то?
— Да потому что мы не можем ставить под угрозу весь запуск из-за некомпетенции и истерик одного специалиста! Тут каждая мелочь может стоить всем нам жизни! — рявкнул Павел, и Борис был вынужден положить ему руку на плечо, чтобы осадить.
— Разбирайтесь сами с вашими кадровыми проблемами, у вас там две сотни человек по моим данным, как-нибудь осилите.
Борис сосредоточенно просчитывал варианты. Давить им было нечем, они и так практически выложили все карты, играли в открытую, ничего не скрывая, потому что — а что тут скрывать? Руфимов действительно без операции умрёт, и да, на сегодняшний день, с переходом на рельсы атомной энергетики, он практически незаменим, других равноценных Марату специалистов они ещё не вырастили. Та история с Васильевым, которую Павел успел рассказать до начала сегодняшних переговоров, иллюстрировала это как нельзя лучше. Но вся беда была в том, что Ставицкий, казалось, реально не понимал всей угрозы ситуации. Он не боялся, и, как его убедить, Борис не знал.