Башня. Новый Ковчег 5
Шрифт:
— А что именно я…
Внезапно гул голосов стих, и все, кто присутствовал в зале — и красивые, наряженные женщины, и уверенные если не в своей неотразимости, то не в неотразимости своего кошелька мужчины, и официанты, молчаливые и вышколенные — все, как по команде, обернулись в сторону входа, и Сашка с Оленькой тоже. Швейцары в тёмно-красных ливреях, сверкающих золотом пуговиц, распахнули двухстворчатые двери так широко, словно сейчас должен был въехать свадебный кортеж, украшенный розами и пышными бантами, но вместо этого в зал вошёл всего лишь один человек, невысокий, щуплый, в больших, закрывающих пол-лица очках.
«Наверно,
Оленька вдруг подхватилась и, кинув Сашке «извини», быстро пошла навстречу вошедшему Ставицкому. Тот увидел её, остановился.
В воцарившейся тишине Оля приблизилась, быстро присела перед ним в старомодном реверансе, но тут же выпрямилась, бросила на всех торжествующий взгляд и встала рядом, тоненькая, красивая, с нежным румянцем на юном и свежем личике. Она была на полголовы выше Ставицкого, и он рядом с ней выглядел маленьким и старым, но, казалось, никого из присутствующих, кроме Сашки, это не смущало.
— Добрый вечер, господа! — голос у Ставицкого был тихий и слабый, но почему-то Сашке показалось, что это обманчивая слабость, ширма, умелая маскировка, которую этот человек так давно использует, что уже привык и не желает с ней расставаться. — Я очень рад, что мы все собрались сегодня в этом зале. Я надеюсь, что наши с вами встречи станут доброй традицией, как это было принято в старые времена, когда цвет Башни, её лучшие люди собирались вместе. Сегодня мы положим начало возобновлению старых традиций и начнём со счастливого повода, с особенного повода, который, я полагаю, доставит радость не только мне, но и всем здесь присутствующим.
Он замолчал, выдерживая паузу, и затем продолжил.
— Да, господа. Сегодня у меня праздник. Потому что Ольга Юрьевна согласилась стать моей женой…
Сашка чуть не выронил пустой бокал, который всё ещё держал в руках. К счастью, он вовремя среагировал и успел его подхватить. С ума сойти! Оленька выходит замуж и за кого? За этого старикана? Господи, да ему же уже больше сорока, он ей в отцы годится.
Он заоглядывался, выхватил взглядом Веру, которая стояла в отдалении и пялилась на Рябинину так, словно увидела мерзкую бородавчатую жабу.
Толпа тем временем загудела, раздались одобрительные возгласы, все поспешно устремились поздравлять жениха и невесту. А Сашка всё ещё стоял как громом поражённый, и ощущение, что он присутствует на каком-то идиотском спектакле или цирковом представлении, где все играют роли, росло в нём с каждой минутой. Всё происходящее было насквозь фальшивым, неестественным, вычурным, словно в плохой пьесе. Оленька, радостно идущая замуж за очкастого урода, годящегося ей в отцы («мама сказала, что такая возможность выпадает раз в жизни»), до неузнаваемости изменившаяся жена Кравца, он сам — наряженный в неудобный смокинг. Клоун, выступающий под псевдонимом Алекс Бельский — всё это не могло происходить наяву. И Сашка всё время ждал, что сейчас упадёт занавес, раздадутся аплодисменты, и актёры, в том числе и он сам, снимут маски и костюмы и разойдутся по домам. И он снова окажется в маленькой квартирке на шестьдесят пятом, с мамой и отцом. А потом побежит в больницу, где его будет ждать Катюша, со смешными бровками-домиками, в простом халате медсестры. Милая и родная Катюша.
Но ничего не заканчивалось. Ничего…
Следующий час стал для Сашки пыткой. С появлением Верховного Анжелика внезапно
Кир умер. Ника взаперти. Катя где-то внизу, на осаждённой станции, а он теперь — Алекс Бельский, кривляющийся клоун, который совершенно бессилен что-либо изменить.
Наконец Анжелика подвела его к Ставицкому. Сашка подумал, что именно ради Верховного она и затеяла этот нелепый клоунский променад: ей надо было продемонстрировать свои несуществующие чувства, это было частью игры, в которой Сашка был всего лишь статистом. Ставицкий вежливо улыбнулся, скользнул по нему странным взглядом, задумчиво приоткрыл рот, намереваясь что-то сказать, но не успел — его отвлек невысокий плотный мужчина. Сашка с облегчением выдохнул и отошёл в сторону. После представления Ставицкому Анжелика, к счастью, отцепилась от Сашки, и он хотел опять подойти к Вере — но та с матерью общалась с каким-то худощавым стариком, и Сашка не решился прервать их разговор.
Он забился в угол, чувствуя себя хуже некуда.
— Х-м… Алекс, что же вы тут один? — раздался за его спиной чей-то вкрадчивый голос.
Сашка обернулся и с удивлением увидел самого Верховного.
— Я… да… голова вот разболелась, — неловко пробормотал Сашка.
— Это с непривычки, Алекс, — ласково улыбнулся Ставицкий. — Вам, вероятно, всё здесь в новинку. Фуршеты, светские рауты, высшее общество. Ваша судьба, увы, сложилась так, что своё детство вы провели в обстановке, совершенно вам не подходящей. По праву рождения вы достойны много большего, чем квартирка на шестьдесят пятом и родители самого низкого происхождения. Но, к счастью, я восстановил справедливость. И теперь мы, все мы, рождённые править, элита, заняли то место, какое и должны занимать по праву.
Сашка вежливо молчал. В голову лезли странные мысли: этот щуплый, невзрачный мужчина, в нелепых очках и с вкрадчивым, мягким голосом — это тот, кто сверг самого Савельева, организовал убийство Вериного деда? Как такое может быть?
— А ведь это я нашёл вас, Алекс. Именно я, когда изучал истории знатных фамилий, раскопал ту историю вашей матушки. Это было трудно, скажу я вам. Анжелика Юрьевна озаботилась, чтобы плод её грехопадения не выплыл наружу. Но её можно понять, Алекс. И вы поймёте, я уверен. Люди нашего положения вынуждены прежде всего думать о приличиях, а вы, к сожалению, внебрачный сын. Впрочем, сейчас есть кое-что важнее приличий.
Речь Верховного становилась всё вдохновеннее, прежде негромкий, слабый голос обретал силу и уверенность.
— Гены, Алекс. Гены — превыше всего. Происхождение, кровь, вот что делает нас теми, кто мы есть. Нас осталось очень мало в Башне, каждый потомок тех первых, основателей, наперечет. И Бельские, Алекс — одна из самых значимых семей. А потому я никак не мог оставить вас прозябать в безвестности. И я вижу, что я не ошибся. Впрочем, я это всегда знал. С тех пор как стал наблюдать за вами.