Башня
Шрифт:
– Но мы-то сейчас Новый год и вовсе тридцать первого декабря празднуем.
– Правильно, это уже Петр Первый распорядился – разом поменял и дату, и летоисчисление.
– А смысл?
Алиса пожала плечами.
– С царским указом не поспоришь. Зато теперь у нас целая куча гороскопов – какой хочешь, тот и выбирай.
– И чего нам ждать от года Ежика?
Она чуть улыбнулась. Как мне показалось – не очень весело.
– Символ Ежика – это иголки, так что зверек может и уколоть, и поранить. Именно в этот год произошла Чернобыльская авария, а потом затонул теплоход
Я нахмурился. Куда-то не туда сворачивал наш разговор – в какие-то и впрямь колючие темы.
– Слушай, хотел спросить… – Я лихорадочно подбирал нужные слова. – Ну, вот ты сейчас идешь и даже не спотыкаешься. Наверное, это трудно? Долго тренироваться нужно?
– Хочешь попробовать?
– Как это?
– Да очень просто. У меня и повязка с собой есть. Наденешь себе на глаза, возьмешь меня за плечо – и пойдем, как кот Базилио с лисой Алисой.
Я посмотрел ей в лицо. Она ничуть не шутила.
– Да ты не бойся, я отлично тебя доведу.
– А что прохожие подумают?
– Неужели тебя, Парящего Орла, это всерьез беспокоит?
Я даже головой крутанул. Как она уела-то меня! Будто и впрямь таких, как я, должно волновать мнение окружающих. Тем более сама-то она каждый день так бродит! И ничего, похоже, не боится…
Уже через минуту мы шагали по черной беспросветной улице. Правая моя рука лежала на плече Алисы, и плечо это было обнадеживающе горячим. Гудели машины, звучали чужие голоса – все это сбивало с толку. Ноги отказывались шагать, и если бы не советы Алисы, не ее плечо, я бы с места не сдвинулся. Сначала мы едва передвигались, потом дело пошло чуть быстрее: я стал наконец-то различать свои шаги и шаги Алисы. Ну и первое одеревенение потихоньку спало.
– А с интернатом для слабовидящих мы давно дружим, – рассказывала моя спутница. – Обмениваемся дисками, самодельными стенгазетами, форумы с конференциями проводим. Иногда прямо у них на стадионе затеваем уроки «Белой трости». Все равно как сейчас с тобой.
– А кто участвует?
– Да все, кто пожелает! Одного круга обычно бывает достаточно, чтобы человек что-то стал понимать.
– Сравнила! По улицам-то куда сложнее.
– Это правда, сложнее. Но и мы ведь с тобой не ежики какие. Парим высоко, не падаем.
– Да уж – не падаем… – Я тут же споткнулся, едва не загремев на тротуар. Одну ногу поднял слишком высоко, зато второй тут же зацепился за какую-то каменюгу.
– Это брусчатка пошла, – осторожнее! И трость старайся слушать, она все подскажет.
– Кому-то подскажет, а кого-то накажет, – неловко пошутил я.
И Алиса немедленно меня похвалила:
– Ты молодец! Стихи я тоже люблю.
Стихи я никогда особенно не любил, но возражать не стал. Вместо этого постарался удвоить внимание. Теперь и мне удавалось различать на фоне наших шагов и гула моторов звонкое перестукивание ее трости. Кажется, это и было самым главным – чем-то вроде компаса и путеводной звезды. Легкое шуршание палочки по камням – слева направо и обратно. Совсем как
Я сухо сглотнул, заставив себя переставлять ноги более ровно. И все равно казалось, что взбираюсь по крутой лестнице, колени непроизвольно подрагивали – со стороны я наверняка напоминал неумелого клоуна.
– Слушай, а почему так называют – «Дни белой трости»?
– Потому что белая трость – это символ незрячего человека, – объяснила Алиса. – У нас даже есть свой день – пятнадцатое октября. Он так и зовется – Международный день белой трости.
– Прямо как Восьмое марта.
– Ага, только про наш день мало кто знает, – отозвалась Алиса. – Хотя и появился он почти сто лет назад.
– Ого!
– Ну да, в начале прошлого века в британском городе Бристоле жил фотограф по имени Джеймс Биггс, который после несчастного случая в 1921 году потерял зрение. Только сидеть дома он не хотел и начал учиться ходить по городу с тростью. А однажды понял, что на черную трость никто не реагирует – ни прохожие, ни водители. Тогда он и выкрасил ее в белый цвет – нарочно, чтобы все видели и обращали внимание.
– И получилось?
– А как ты думаешь? Теперь это удостоверение слепцов всего мира.
– По-моему, у нас про это ничего не знают.
– Пока да, но со временем все наладится. Да и нас постепенно вооружают – вместо тросточек снабжают ультразвуковыми датчиками. В самом деле, уже есть такие – либо на руках, либо в ботинках.
Я вновь споткнулся и едва сдержался, чтобы не выругаться.
– Да-а, мне такой датчик точно не помешал бы.
– Между прочим, у китайцев тоже есть интересная традиция. Правда, связанная не со зрением, а с другими вещами. Они ходят по улицам задом наперед и при этом беспрестанно хлопают в ладоши.
– Это еще зачем?
– Они считают, что таким образом отпугивают смерть и отматывают время назад.
– Ничего себе!..
Капля пота зависла у меня под носом. Не удержавшись, я смахнул ее ладонью и на миг выпустил плечо Алисы.
Хоп! Рука потянулась вперед, но плеча не нашла. Да и тросточка больше не стучала по асфальту. Я не слышал ни ее шагов, ни костяного шороха палочки о дорожное покрытие. Жаркая волна омыла лицо, я растерялся. А секундой позже на смену растерянности пришло веселье. Вот же хитрованка! Наверняка решила меня проверить!
Проще простого было скинуть повязку, но это означало бы верное поражение. Шагнув вперед, я поднял обе руки, пошарил в воздухе. Никого и ничего. Значит, Алиса не просто переместилась, а постаралась сделать это максимально бесшумно. Медленно, словно вращая неповоротливый локатор, я повел головой. Елки зеленые, шумело и справа и слева, вычленить что-либо из этого звукового салата было адски сложно… Кто-то вздохнул за моей спиной, и я тоже вздохнул – наконец-то! С внутренним ликованием развернулся и ухватил чьи-то плечи.