Бастард: Сын короля Ричарда
Шрифт:
— В ходе которого ты, конечно же, погибнешь, — сказал Дику Трагерн.
— Нет-нет!…
— Да такие, как они, попросту не знают обрядов без жертвоприношения! — возмутился молодой друид. — Он тебе врет.
— Не сомневаюсь.
Корнуоллец извлек меч лорда Мейдаля, и, прежде чем Боглач успел по-настоящему испугаться, кончиком клинка начертил в воздухе неторопливо исчезающую полоску. Напитал ее силой и, нагнувшись, толкнул черного навстречу ей. Края полоски разошлись, втянули в себя неподвижное, спеленутое магией тело и вновь сошлись. В воздухе запахло болотом.
— Куда ты его? — удивился Трагерн.
— В другой мир. В
— Не обязательно. — Трагерн рассматривал кинжал, выпавший из ножен у пояса черного, когда его Сталкивали в болото иного мира. — Вблизи церкви-то… Близость церкви может погасить и большее магическое действие. Наверное, потому-то ты нашел его, а не он тебя.
— Откуда ты знаешь, что это я увидел его первым?
— Потому что иначе ты не смог бы взять его в плен. Разве что убить, и то при очень большой удаче, — тонко улыбнулся друид. — Я его знаю. Боглач — сильный противник. Очень сильный.
— Хорошо. Значит, мне повезло. Видимо, Далхан перестал посылать за мной простых исполнителей. Мне лестно.
— На твоем месте я не стал бы гордиться.
Дик мимолетно усмехнулся и пошел к воротам замка, уверенный, что его отсутствие еще не замечено. Король устроил у капеллы слишком увлекательное зрелище, чтоб солдаты могли заинтересоваться чем-то иным. Наверное, у врагов Ричарда не было и не могло быть лучшего времени для нападения, чем этот самый момент, англичане и не заметили бы, что на башнях Матегриффона развеваются чужие знамена. Размышляя об этом, молодой рыцарь улыбался и прикидывал, как именно стал бы атаковать войска своего короля. Правда, он-то знал их куда лучше, чем Танкред или Генрих VI, сын Барбароссы.
Наутро у его величества зверски болела голова, и от него прятались все его свитские. Исключение, пожалуй, составлял только Дик — с любезным выражением, будто прилипшим к лицу, он обслуживал короля и сносил его упреки, которые государь даже ленился ясно выражать в словах. Корнуоллец будто не слышал, при взрывах августейшего гнева не напрягался испуганно, поскольку в глубине души попросту не верил, что ему может что-то грозить. В сердце молодого рыцаря полных двадцати лет (недалеки были его двадцать первые именины), еще легкомысленного и в меру романтичного, дремала уверенность, что, стоит ему сказать королю, кем на самом деле он является, помилование обеспечено.
А Ричарду в моменты раздражения не было нужно ничего, кроме такого отношения. Он бросал упрек и тут же забывал о нем, потому что злился в действительности вовсе не на оруженосца, слугу, кравчего или рыцаря, а на Филиппа-Августа, Танкреда, императора и прочих власть имущих, которым нельзя попросту дать пощечину или тычок в зубы. Английский государь косился на Дика злобно, но к вечеру совершенно оттаял, подарил ему свой кубок и отправил отдыхать. Невозмутимое лицо этого молодого рыцаря его успокаивало, приводило в приятное и не слишком привычное состояние внутреннего равновесия.
Ричарду надоела Сицилия, но он понимал: чтобы набрать такую большую сумму выкупа, Танкреду требовалось время. Что ж, даже если бы он привез золото на следующий день, английские корабли принуждены будут ждать весны, хотя бы апреля, чтоб выступить, никто не пускается в поход
ГЛАВА 23
В феврале, в день Сретенья Господня, и, кроме того, в субботу мессинцы пообещали устроить английскому королю настоящий праздник и действительно не поскупились. Городских сановников, говоря откровенно, очень порадовало, что его величество высказал желание пировать в Матегриффоне, — мало ли что бывает по пьяному делу, так пусть это "что-нибудь" случится не в городе. На помощь двум поварам, которые трудились в замке, прислали еще трех и несколько десятков поварят, способных замешивать тесто, растирать пряные травы, красиво резать овощи. Предполагалось не менее десяти перемен, в каждой перемене никак не меньше семи блюд и, разумеется, с расчетом на большое количество гостей. Привезли восемь больших бочек итальянского вина, а кувшинов — без счета и дешевые напитки для оруженосцев и слуг.
Дик понимал, что уж на празднике-то он не будет допущен на почетное место за столом, а потому сразу ушел ближе к середине залы, но туда, куда тоже подавали блюда с лакомствами, а не просто питались объедками. Рыцаря, слывущего королевским фаворитом, и его спутницу, прелестную Анну Лауэр, за такой стол пустили. От трапезы, изобилующей винами, он ждал еще какого-нибудь неприятного казуса, но это не мешало ему наслаждаться поварскими изысками сицилийцев. В хорошем мясе, надо признать, они понимали не меньше англичан, в птице — тоже. Отрезав кусок от огромного пирога с голубями, корнуоллец разломил его так, чтоб начинка оказалась на хорошо пропеченном тесте, как на тарелке, и подвинул Серпиане. Подцепил одного голубя на кончик ножа.
Спутница посмотрела на него с вопросительной улыбкой — тем взглядом, который Дик любил больше всего.
— Я смотрю, пироги вы не едите, — сказала она, отщипывая кусок булки. Положила в рот, качнула головой. — Тесто совсем несоленое.
— Очень удобный способ хранить мясо сочным и свежим, — объяснил он. — Начинку в пироге можно отлично сохранять свежей три недели, не меньше.
— У меня на родине пироги едят целиком. Мясо можно хранить на льду.
— В Сицилии плохо со льдом. — Он придвинул ей пирог с соловьями. — Еще этого попробуй. Потом подадут паштеты. Ты любишь паштеты?
На королевский пир мессинцы пригласили акробатов и певцов. Не менее пяти менестрелей специально приехали из Палермо, чтоб петь перед королем Англии, более двадцати музыкантов должны были играть с самого утра и до глубокой ночи — пока гостям не наскучит слушать. Привезли больше пяти десятков танцовщиц — на все вкусы, поскольку обычно после пира их общение с гостями продолжалось в более приватной обстановке. Музыканты услаждали слух государя Англии приятной музыкой, а потом почему-то принялись играть и петь бретонские баллады, причем на чистейшем бретонском — "Пророчество Гвенкхлана", "Поход Артура", "Мерлин". Какой-то из певцов, видимо немало приняв на грудь, затянул было "Возвращение из Англии". Песня эта, конечно, была посвящена покорению Британии нормандцами, но тон ее не восхвалял, а скорее порицал войну, на которой гибнут сыновья и женихи. Но опрометчивому певцу не стали вторить и быстро увели прочь, чтоб не дразнить короля, так любящего войну.