«Батарея, огонь!»
Шрифт:
Вечером на построении майор Самыко объявил благодарность всему личному составу полка от себя и передал похвалу и благодарность от командующего Центральным фронтом генерала Рокоссовского, и тут же приказал начштаба майору Фетисову оформить наградные документы на отличившихся в бою. Потом сделал детальный разбор и подвел итоги первого дня обороны:
— Полк сегодня подбил и уничтожил восемь вражеских танков, несколько бронетранспортеров, убиты десятки вражеских солдат и офицеров. Наши потери: пять раненых, две подбитые самоходки и одна сгоревшая автомашина. Это хорошо, что мы понесли наименьшие потери и с честью выдержали бой с «тиграми». Надо отдать
В заключение комполка сообщил, что приказом командующего фронтом полк перебрасывается в район Понырей, где намечается главный удар немцев. Начштаба немедля развернул карту и показал исходный рубеж, рубежи регулирования, районы привалов и сосредоточения, указав, где и когда должен быть полк и его тылы в период передислокации. Затем личный состав разошелся на ужин, а мы, офицеры, в штабном блиндаже принялись наносить обстановку на свои карты, фиксируя рубежи, районы, сроки.
Когда мы вышли из блиндажа, солнце уже клонилось к закату, багряный диск вплавлялся в полосу горизонта, но легкий ветерок разносил по окопам не ароматы летнего вечера, а запах порохового дыма и смрад горевших трупов и техники. Между воюющими сторонами продолжалась обычная артиллерийско-минометная перестрелка на всю глубину оборонительных полос, что не мешало командиру отделения боепитания старшему сержанту Марьясову с шофером рядовым Аксеновым развозить боеприпасы по самоходкам, забирая у экипажей стреляные гильзы. В санитарной палатке, установленной в глубоком овраге, оказывали помощь раненым старший врач полка старший лейтенант медслужбы Роза Муратова и старший санинструктор Валя Воробьева, обе совсем молодые и обе с Урала. Невысокая симпатичная Роза с черными, как маслины, глазами и такими же угольно-черными волосами ушла в армию из Башкирии; Валя — высокая, стройная симпатичная блондинка с голубыми глазами, вступила в ополчение в Свердловске. Первой в ту пору был двадцать один год, второй — восемнадцать. К лету сорок третьего обе уже получили хорошую боевую закалку, Роза — в медсанбате первого эшелона, Валя — в лыжном батальоне Калининского фронта.
На этих симпатичных девиц ласково посматривали молодые воины полка, но близко старались не подходить, так как Роза считалась женой комполка Самыко, а Валя — женой его заместителя майора Мельникова. На самом деле обе они состояли с этими офицерами во «фронтовом браке». В нашей безбожной стране в это время венчание в храме было запрещено, а ЗАГСы на фронт не выезжали, поэтому свидетельство о браке выдавалось вышестоящим штабом. Обе эти дамы родили по сыну и нарекли их фамилиями фронтовых «мужей», у которых уже были семьи, о чем ни Роза, ни Валя не подозревали. Третья девочка в полку, красивая Аня с карими глазами, назовем ее Ивановой, жила в гражданском браке со многими симпатичными офицерами. За многомужество Самыко и отчислил ее из полка в ноябре сорок третьего.
Освободившись от штабных дел, я собрал взвод. Экипаж ждал меня, не ужинал. Я объявил всем благодарность за отличное ведение боя и каждому крепко пожал руку. На удивление, все были спокойны, будто и не было только что минувшего боя. Вася Плаксин, когда шел от кухни с котелками каши, уже распевал веселые песенки, а во время ужина подтрунивал над Емельяном Ивановичем:
— Старина, держи голову выше или котелок ниже, не замочи усы — это ж гордость всего экипажа!
Быстро поели и стали готовиться к маршу.
Передислокация
Команда «По машинам!» встрепенула весь полк. Взревели моторы, самоходки начали вытягиваться в походную колонну.
Ночь
Перед самым рассветом случилась вынужденная остановка: одна самоходка застряла в глубоком грязном кювете, перегородив дорогу колонне. Вел ее самый опытный в полку механик-водитель Михаил Гречук. Машину быстро вытащили двумя самоходками, но в полку это стало большой сенсацией: застрял «сам Гречук!», который мог переключать передачи, не выжимая педаль главного фрикциона. Михаил сильно переживал, нервничал и, наверное, от такого конфуза целую неделю потом избегал встреч с товарищами.
Большой привал сделали в лесу, надежно укрыв самоходки под деревьями, засыпав землей и заровняв ветками гусеничные следы. Сначала привели в порядок машины, потом в темпе поели и взялись за письма, кто-то писал домой, а те, кому повезло, читали письма, только что привезенные двумя неразлучными друзьями, почтальоном Антоном Некрасовым и мотоциклистом Наумом Андреевым.
Летние вечера длинные, светлые, кто постарше, сразу улеглись спать под деревьями, а молодые собрались под развесистой елью вокруг наводчика Васи Цыбина послушать его истории, реальные и выдуманные, бойцы полка любили байки этого высокого симпатичного парня. В тот день он получил письмо от матери из деревни Двойня Калининской области и теперь радостно делился с друзьями:
— Матушка моя, Афима Андреевна, пишет, что в этом году медосбор хороший, и самой ладно, и в фонд обороны половину сдаст. — И вдруг добавил: — Ребята, приезжайте в гости после войны! Всех угощу медом, медовухой! Ешьте, пейте, сколько захотите! Медом-то можно вылечиться от всех болезней, даже старики от него молодеют.
— Ну, кажется, ты, Василек, перехватил, — поддел энтузиаста Кибизов.
— Ничего, Саша, не перехватил! Если тебе в девяносто лет будет нездоровиться или под старость жениться захочешь, обязательно приезжай, помогу!
— Ты лучше скажи, почему твоя деревня Двойней называется?
— Опять же — от меда! Как занялись этим промыслом, наши женщины двойняшек стали рожать. Вот жители соседних деревень и перекрестили нашу деревню из Молошно в Двойню.
Забегая вперед, скажу, что наводчик старший сержант Цыбин был очень храбрым воином. Во многих боях сражался с немцами отважно, уничтожил из своего орудия несколько танков и самоходных орудий, а однажды, когда загорелась его самоходка, он из автомата и гранатами истребил десятка три наседавших на подбитую машину немцев и тем спас жизнь остальным членам экипажа, получившим тяжелые ранения. Но была у Васи странность: он панически боялся бомбежек и при налете авиации всегда выскакивал из самоходки, прятался в кюветах, ровиках. Много раз мы говорили, внушали ему, что самое надежное укрытие от бомб — броня самоходки, прямых попаданий в машины единицы. Но такова, видно, была его судьба. Позднее, уже после Курской дуги, он во время налета, как всегда, выскочил из самоходки в ровик, где и был смертельно ранен. Очень жаль, что всей батареей не смогли мы его переубедить.