«Батарея, огонь!»
Шрифт:
У немцев был многофункциональный лафет, они его называли «кузнечик» (сейчас не помню, как это будет по-немецки), он позволял ставить разные виды гаубиц и пушек, в зависимости от обстановки.
— А чехословацкие танки?
— Немцы использовали их танки 35-Т и 38-Т. Чехословацкие танки были слабенькие, у них и броня нетолстая, и орудие маломощное.
— Вы с ними сталкивались в бою?
— Мы тогда не знали толком-то, кто нас колошматит. Но «тигры», «пантеры» и «элефанты» мы различали. У них штурмовых
— Как покидать KB в случае, если его подбили?
— Покидать мне таки и пришлось. Два люка на крыше башни: командирский и заряжающего — сразу открыли и выскочили. Заряжающий выскочил, радист следом, командир выскочил, наводчик за ним, а механик — через свой люк. Механик, если не успел или его люк заклинило, то тоже выскакивает через командирский люк.
Я четыре раза горел, три раза сам успевал выскочить, а четвертый раз экипаж меня спас, вытащили из горящей самоходки.
— Когда вас в первый раз подбили, все успели выскочить?
— Все, слава богу.
— А как это произошло?
— Вольский — гениальный военачальник! Это под Сталинградом было. Из сотни танков он группу, в том числе и нашу бригаду, забросил к немцам в тыл за реку Аксай Эсауловский, и немцы оказались вроде в окружении в этом хуторе. Мы, когда боеприпасы израсходовали, стали отходить к своим, два танка, мой в том числе, прикрывали отход. Пересекли мост понтонный. А тут как раз немецкая танковая дивизия к переправе подошла. Ударили по нам сзади, в корму. Сожгли оба танка.
— Никто не погиб тогда?
— Нет, слава богу, все обошлось. Я ранение получил правой руки, но в госпиталь не пошел.
— Вы попали в резерв корпуса?
— Нет. Собрали всех командиров, которые без танков остались, связь была со штабом фронта. Тогда мало было специалистов, и нас отправили в Свердловск, в 5-й запасной танковый полк. Там формировались и батареи, и роты. Там я начал служить на СУ-122, на них гаубицы стояли.
— Как вы отнеслись к тому, что перешли на самоходки воевать?
— А ничего. Стояли мы немного в обороне, и у нас два командира были, которые учились на самоходчиков, закончили самоходное училище. Они рассказывали, как с закрытых огневых позиций стрелять, как панорамой пользоваться, на самоходках артиллерийская панорама стояла. А так-то техника та же, что и на танке. Двигатель, коробка, фрикционы (главный и бортовые) — все было то же.
— Как происходило формирование экипажей?
— Командиры назначались — батарей, взводов, самоходок. Затем выстраивали нас и знакомили с командованием полка. Начиналось боевое сколачивание подразделений: тут и вождение отрабатывали, и стрельбы, стреляли боевыми снарядами, по нескольку снарядов.
— Много ли в полку было фронтовиков?
— Нет, немного, большинство были новички.
— Как для вас началась Курская битва?
— Залпом наших орудий за час до наступления немцев. Мы радовались, конечно, артподготовке, что наши как следует бьют. А потом немцы себя в порядок привели — и по нам!
— Сколько вы тогда стояли в обороне?
— Оборону мы держали апрель, май, июнь и до 15 июля. Под Понырями, совхоз имени 1 Мая.
— У вас на участке что это означало «держать оборону»?
— Стояла 128-я бригада танковая рядом, но очень слабенькая, там один батальон был «тридцатьчетверок», а остальные — легкие танки Т-60, Т-50. Т-50 — что они могли своими «сорокапятками»? А у Т-60 — вообще 20-мм пушка. Ничего они не могли. Но оборону держали нормально. Правда, что было плохо: у нас на СУ-122 были гаубицы, для которых не только подкалиберных снарядов не было, но и бронебойных, только осколочно-фугасные. Мы ими стреляли по танкам с колпачком и полным зарядом: выводили из строя танк, не поджигали, потому что не могли пробить броню. Гусеницы сбивали, по башне били. Снаряд-то был тяжелый — 21,76 килограмма! Бахнет, так чувствуется у них там, в башне!
— Что такое «колпачок»?
— Колпачок — это взрыватель, накрученный на головку снаряда раздельного заряжания, его еще называют «головной взрыватель».
— Когда ваш полк пошел в наступление? Как можете его описать?
— 15 июля мы от Понырей пошли в юго-западном направлении, занимали много пунктов с ходу, так как немец отступал. И все крупные населенные пункты — станцию Усмань, город Усмань, потом Посадку заняли, Ярославец, а 1 сентября взяли Кролевец.
— За это время боев вы почувствовали разницу между KB и самоходной установкой?
— Самоходка быстроходная — скорость 55 километров, а у KB — 35! Вот это мы почувствовали. А в основном бой есть бой.
— Какие цели были для самоходок наиболее частые?
— Когда в обороне стояли, то мы только по танкам огонь вели.
— А по пехоте запрещалось стрелять?
— Нет, не запрещалось, но мы экономили снаряды. А кстати, прихватили мы трофейный станковый пулемет МГ-42, и он нас здорово выручал: по пехоте стреляли. Отличный пулемет, по немцам отлично бил! У него ленточное заряжание, патроны в коробке металлической. Мы коробок десять прихватим — и бей не жалей! Все члены экипажа отлично владели им — лучше немцев!
— Кто был главнее — командир отделения пехотинцев или вы?
— Я, конечно. Я — хозяин машины. Когда я батареей в Польше командовал, то так получилось, что комбатом стрелков был майор, а я — лейтенант. Но подчинения практически не было.
— Я знаю, что вы после СУ-122 воевали на СУ-85. Когда это произошло?
— Это в сентябре сорок третьего, мы до Нежина дошли, и нас по «зеленой улице» в тыл отправили по приказу наркома, опять на станцию Пушкино. И там мы получили новые самоходки СУ-85. Самоходки хорошие, прямо скажем. Я в конце войны воевал на Т-34–85, так самоходка эта лучше была, чем этот танк.