Батумский связной
Шрифт:
– Чему вы радуетесь? – укоризненно проворчал Горецкий. – Вот не допросили хозяина сразу, вцепились в одного подозреваемого, возможно, упустили что-то важное.
Вышло распоряжение забрать утопленника из уголовной полиции в контрразведку, что и было сделано незамедлительно: хмурый возчик, сопровождаемый двумя солдатами, пригнал телегу, на которой лежало тело, прикрытое рогожей. Спешно вызвали врача из госпиталя – при августовской крымской жаре невозможно было долго держать утопленника, трое суток проболтавшегося в море.
– Ну что, доктор, – вскричал томившийся Горецкий, увидев, как доктор появился из здания морга, закуривая на ходу папиросу, – что вы можете сказать, сам он утопился,
– Думаю, что помогли. И не утопился он, а умер от разрыва сердца – от страха, надо думать. Привязали ему камень на шею и бросили в море. Рыбы веревку перегрызли, вот он и всплыл, покойничек-то.
– Да-а, если принять во внимание, что умерший от разрыва сердца человек не может сам привязать себе на шею веревку с камнем, то можно предположить, что это убийство, – пробормотал Горецкий.
– Вот-вот, и еще скажу вам, что либо убийцы торопились, либо случайные это были люди. Я ведь много лет в этом госпитале работаю, и всегда на вскрытие меня вызывают. И утопленников повидал на своем веку множество, раз город-то наш на море стоит. Осмелюсь подробности привести: вот ежели нужно какого-либо человечка утопить бесследно, то, извиняюсь, распарывают покойнику брюхо и вместо кишок набивают камнями, а потом не поленятся и снова зашить. И тогда уже никоим образом такой утопленник всплыть не может, – оживленно рассказывал доктор.
– Господи помилуй! – не удержался Аркадий Петрович.
Он вспомнил пропавшего в Батуме Бориса Ордынцева и надолго помрачнел.
В маленьком белом домике на окраине Батума явно собирались гости. Кто-то приехал на пролетке, кто-то – на новомодном автомобиле, кто-то просто пришел пешком. Но пролетки и автомобили оставляли за два-три квартала и к самому дому шли поодиночке, оглядываясь, чтобы избежать слежки.
У калитки гостей встречали два плечистых смуглых молодых человека с военной выправкой.
– Салям аллейкум, эфенди, – вежливо приветствовал приходящих один из молодцев, – оставьте, пожалуйста, ваше оружие.
Гости отдавали привратникам оружие, но после этого все равно приходилось подвергаться унизительной процедуре обыска.
Наконец за последним гостем затворилась калитка. Все собрались в большой, плохо освещенной комнате.
– Итак, господа, – заговорил по-турецки человек, который сидел в самом темном углу, так что лица его не было видно никому из присутствующих, – итак, господа, начнем. К сожалению, нам с вами приходится тайно пробираться на наши совещания, как будто мы находимся не на священной турецкой земле… А ведь Аджария – законная часть империи, навечно включенная в ее состав указом его величества султана… Впрочем, это так, из области чувств. Военное счастье отвернулось от нас, и мы с вами находимся на территории, временно захваченной врагами. Но от нас зависит очень многое. Расскажите, уважаемый Азиз-эфенди, то, что вам удалось узнать!
Дородный представительный турок в золотом пенсне откашлялся и начал:
– Вы знаете, что английские собаки собираются выводить свои войска из Грузии. Часть оккупационного корпуса уже погрузилась на корабли и отправляется восвояси. Но грузинские шакалы пытаются…
– Уважаемый Азиз-эфенди, – прервал выступление худощавый подвижный брюнет средних лет, – мы все здесь уважаем и разделяем ваши чувства, но не могли бы вы исключить из вашей речи эту зоологическую терминологию? Вопрос затронут серьезный, а все эти «собаки» и «шакалы» не вызывают ничего, кроме насмешки!
– Как будет угодно, почтеннейший, – недовольно оглянулся Азиз, – позвольте мне продолжить. Так вот, грузины пытаются убедить англичан оставить в Грузии и Аджарии хотя бы часть своих войск.
11
Парижская мирная конференция 1919—1920 гг. созвана державами Антанты – победительницами в Первой мировой войне для выработки и подписания мирных договоров с побежденными государствами австро-германского блока. Участвовали 32 страны.
– Что сможет сделать Парижская мирная конференция? – раздались голоса.
– Сделать-то она может многое, – ответил Азиз, – и как раз сейчас удобный случай. Не забывайте, что после разгрома царской России она не признает правительства Советов, а также официально не принимает представителей Деникина, мотивируя это тем, что в России нет твердо установленного строя и нет правительства. Но правительство Грузинской Республики, а также Армянской и Азербайджанской конференция признала, так что если представителям этих республик удастся уговорить Совет Пяти [12] , то он может повлиять на Ллойда Джорджа, и тот приостановит вывод английских войск из Закавказья.
12
Совет Пяти включал в себя представителей Франции – президент Ж. Клемансо, Великобритании – премьер Ллойд Джордж, США – президент Т.В. Вильсон, Италии – премьер В. Орландо и Японии – маркиз К. Сайондзи.
Азиз замолчал, и сидевший в тени человек, как бы не давая установиться тишине, не давая присутствующим задуматься и сделать из сказанного собственные выводы, подхватил:
– Понятно, что если им удастся добиться от стран Антанты сохранения оккупационных войск, нам намного труднее будет выполнить наш священный долг – добиться возвращения Аджарии в лоно Османской империи.
– Каковы же ваши предложения? – снова подал голос нетерпеливый худощавый брюнет.
– Мое предложение, уважаемый Басри-бей, – продолжал голос из темноты, – заключается в следующем… – говоривший встал, каким-то образом оставаясь в тени, и мягкой, скользящей походкой пересек комнату, оказавшись за креслом Басри-бея, – заключается в следующем, – повторил он и вдруг молниеносным движением захлестнул шею Басри-бея тонким шелковым шнурком.
Басри-бей попробовал вскочить, но тело его только судорожно напряглось, глаза вылезли из орбит, и лицо стало багрово-синим. Он захрипел и обмяк в кресле. Человек в тени аккуратно снял шнурок с его шеи и спокойно пояснил:
– Нам стало достоверно известно, что Басри-бей симпатизирует… вернее, симпатизировал сторонникам политических уступок, проповедовал пораженческие настроения. Более того, имеются сильные подозрения, что Басри-бей искал контакты с англичанами. Он был недостоин называться подлинным турком, а следовательно, недостоин жить. От таких пораженческих настроений один шаг до прямого предательства, и кто знает – возможно, он его уже совершил. Таким образом, мы никак не могли обсуждать при нем наши планы. А планы наши таковы… – Человек в тени поправил булавку на галстуке и, видимо, укололся. – Шейс-с… – злобно прошипел он так, как шипит потревоженная змея.