Батумский связной
Шрифт:
Поравнявшись с воротами, процессия остановилась. Один из убогих – глава этого увечного сообщества – подошел к часовым и, протянув, как и полагается нищему, руку, произнес что-то жалостливое на неизвестном солдатам короля языке.
Впрочем, солдаты его величества не знали ни одного языка, кроме английского, и считали, что все эти дикари должны научиться говорить по-человечески, то есть по-английски. Ближайший к нахальному нищему часовой выучил одну очень полезную русскую фразу, которую он и произнес немедленно:
– Пошел вон!
На это отвратительный попрошайка ответил злобным ругательством на своем варварском языке. В то же мгновение в руке у него оказалось, словно вылившаяся из рукава живая ртуть, короткое широкое лезвие. Нищий резко взмахнул рукой, которую только что протягивал за подаянием,
Нищие преобразились: они побросали свои костыли и палки, сбросили холщовые рубища и лохмотья и превратились в крепких молодцеватых мужчин, смуглых и темноволосых, одетых в аккуратную полувоенную форму без знаков различия. Они быстро разобрали поклажу осликов, в которой оказались короткоствольные немецкие карабины «маузер».
В то время, когда за стенами миссии разворачивалась почти безмолвная, но кровавая драма, изнутри к воротам мягкой пружинистой походкой приблизился худощавый бледный человек в белом сюртуке и шляпе. Привратник, которого слегка разморило на жарком батумском солнце, привстал и протер глаза. Опять этот Морли, на этот раз один… Где он оставил свою пассию и почему выходит из миссии, когда там происходит такой важный прием? Эти вопросы, может быть, и мелькнули в голове привратника, но кто он такой, чтобы задавать вопросы? Он повернулся спиной к переводчику, чтобы открыть ему калитку, и в то же мгновение на его шее захлестнулся тонкий шелковый шнурок.
Привратник захрипел, забился в конвульсиях… он попытался вывернуться, освободиться от ужасной удавки, но она глубоко врезалась в горло. Последним усилием он развернулся лицом к своему убийце… Это страшное, хищное, напряженное лицо, этот человек – вовсе не переводчик Артур Морли!
С этой мыслью привратник расстался с жизнью.
Бледный мужчина в белом сюртуке вгляделся в его глаза и, убедившись, что привратник мертв, оттолкнул в сторону его тяжелое обмякшее тело и потянулся к запору калитки. Открывая щеколду, он нечаянно защемил руку. Слегка поморщившись от боли, он зашипел, как рассерженная змея, и произнес странное короткое слово:
– Шейс-с-с!
Калитка отворилась, и на территорию миссии один за другим пробежали несколько смуглых темноволосых мужчин в полувоенной форме без знаков различия, вооруженных короткоствольными немецкими карабинами.
Главное здание миссии и несколько служебных построек были живописно разбросаны среди роскошного субтропического сада. Перебегая от дерева к дереву, нападавшие начали постепенно приближаться к резиденции генерал-губернатора. Они двигались, стараясь не выходить на центральную аллею, поэтому на пути у них оказалось одноэтажное белое строение кухни. Один из нищих обошел кухню и, передергивая затвор, выглянул из-за угла. Там он увидел сидящего на корточках ребенка. Он собрался было ударить мальчишку прикладом, чтобы тот не известил англичан испуганным криком о нападении, но сорванец поднял на янычара лицо, и тот на долю секунды растерялся, увидев совершенно взрослую и крайне злобную физиономию толстого рыжего карлика. Черевичка выразительно прижал палец к губам, и тут же растерянный турок упал как подкошенный – на затылок ему обрушилась короткая дубовая дубинка. Плечистый одноглазый разбойник с лицом евангельского Вараввы тихо хихикнул и подмигнул Черевичке: на пару они убили таким манером не одного зазевавшегося олуха.
В ту же минуту на турок, кравшихся мимо здания кухни, было совершено абсолютно неожиданное нападение.
Окна кухни разом отворились, и на затаившихся воинов султана
Обваренные турки с истошными воплями шарахнулись от окон. Их командир, счастливо избежавший кипящей напасти, ругаясь последними турецкими словами, собирал свой изувеченный и деморализованный отряд. Страшные вопли ошпаренных сделали невозможным дальнейшее бесшумное продвижение, и турки попытались обстрелять неизвестных врагов, но за окнами кухни уже никого не было видно. Тогда главный янычар распорядился взять кухню штурмом – продвигаться дальше к резиденции генерал-губернатора, оставив противника в тылу, было слишком опасно.
Турки распахнули дверь кухни и стремительно ворвались внутрь.
К своему удивлению, в огромном помещении кухни они никого не увидели.
На больших дровяных плитах кипели котлы, на сковородах скворчало мясо, что-то варилось и тушилось, но людей не было.
Турки медленно и осторожно прошли внутрь, держа наготове карабины. Жара была неимоверная, пот заливал глаза. В жарком безлюдном помещении чувствовалась таящаяся угроза, подстерегающая опасность… Бойцы разошлись в стороны, чтобы обследовать все здание, – ведь тут только что были люди, все говорило об этом – не могли же они исчезнуть без следа?
В помещении царила тишина, нарушаемая только бульканьем воды в котлах и скворчанием жира на сковородках.
И вдруг эта напряженная тишина разрядилась страшно и неожиданно. Сверху, с потолка, на турок посыпались страшные существа – не то люди, не то обезьяны, не то сказочные демоны, – заросшие, небритые, со злобными разбойничьими физиономиями… Они подкарауливали турок, уцепившись за темные закопченные потолочные балки, и теперь обрушились на них, как горная лавина. Турки сопротивлялись отчаянно, они стреляли в упор из карабинов, отбивались прикладами и штыками. Разбойники действовали привычным оружием – огромными кривыми ножами, короткими тяжелыми дубинками, свинцовыми кастетами, обрезками труб… В тесном помещении такое оружие было удобнее, чем карабины, кроме того, на стороне разбойников была внезапность – турки были растеряны, обварены кипятком, деморализованы внезапным нападением, рассредоточены…
В самой гуще битвы возвышалась огромная туша Ибрагима. Он швырял в турок тяжелую кухонную утварь, орудовал большой чугунной сковородой, как боевой секирой, и после каждого удачного удара разражался громоподобным хохотом, приговаривая:
– Ну, на кухне-то меня никто не одолеет! Нет, мне очень нравится работать поваром!
Борис Ордынцев тоже был здесь. Он стрелял в турок из своего «нагана», хотя в дыму и чаду кухни редко удавалось сделать прицельный выстрел и велик был риск попасть в своих. Однако главной его целью было найти среди сумасшествия и неразберихи рукопашного боя господина Вэнса. Он никогда не видел этого человека, как не видел и покойного англичанина Морли. Оставалось надеяться только на интуицию. Однако когда он заметил, как худощавый гибкий человек в белом сюртуке, перепачканном кровью, выскользнул в дверь и побежал в сторону главного здания Британской миссии, Борис понял, что это и есть интересующий его господин Вэнс. Борис вырвался из кровавой духоты кухни, где среди дыма и чада невозможно было понять, кто же выиграл эту битву, и бросился вслед удаляющейся фигуре в белом.
Вэнс бежал к главному корпусу миссии, почти не скрываясь. Его душила злоба. Блестящая, тонко продуманная операция срывалась на глазах. Кто же привел сюда этих бандитов? Вэнс узнал их, эти уголовники обитались обычно в кофейне Сандаракиса, известного в городе воровского притона. Что таким личностям делать в Британской миссии? Они никогда не лезли в политику, значит, кто-то просто их нанял за деньги, но кто? И даже если они узнали, что это он причастен к убийству Исмаил-бея, их кумира, то ни за что не пошли бы сами мстить, не такой это народ. А вот если им предложили за это деньги… Пораженный внезапной мыслью, Вэнс даже замедлил шаг. Девчонка! Вот для чего ей срочно понадобились десять тысяч турецких лир! Определенно это она или люди, связанные с ней.