Батюшка сыскной воевода. Трилогия.
Шрифт:
– Ох, и откель же ему улики энти отыскать-то? – жалостливо запричитала Яга, но я её успокоил:
– Одну, и немаловажную, он уже нашёл. Помните, Митя как-то обмолвился мне, что якобы у ларца, где хранилась украденная булава, витал какой-то странный запах. Духи, лосьон, одеколон – он в таких тонкостях не разбирается. Среди запорожцев подобного запаха ему уловить не удалось, поэтому он и защищал их так рьяно. Опять же, тот, кто бросил за его спиной фразу о погромах, говорил как-то необычно… Речь наверняка идёт об иностранном акценте! Если мы примем всё это за рабочую версию, то Дмитрий выяснил, что
– Тю! Та там их, немцив скаженних, полон двор! Усих хватать – рук немае…
– Зачем же всех, – коварно улыбнулся я. – Нас интересует человек, хорошо говорящий по-русски, знающий в лицо сотрудников милиции, пахнущий ярко выраженной парфюмерией и крайне заинтересованный в провале вашей посольской миссии. Таких, я думаю, немного…
– Добре, добре… – удовлетворённо признал полковник, а потом, понизив голос, как можно безразличнее спросил: – А шо ото там парубки твои клюками чурбак на гумне молотят? Игра якая чи шо?!
– Хоккей! – тоном заправского фаната бросила бабка.
– Та расскажи хоч, як в нэ играты, га? А то ж казачки мои без дила зовсим окислы.
Полчаса спустя нам было торжественно объявлено о создании первой хоккейной команды «незалежной» Украины. С чем мы её (в смысле, Украину) и поздравили…
Я отправил с Чорным сотника Еремеева. Фома – неплохой специалист, покажет запорожцам основные правила игры, а заодно подскажет, где, чего и почём подкупить из снаряжения. Мне и самому хотелось выйти, поразмяться, но стрельцы доложили, что у ворот дожидаются срочные посетители. Я-то, честно говоря, давно забыл, что отделение милиции – не частная лавочка и трудимся мы не только на благо государя, но ещё работаем и с простыми гражданами. Как раз трое таких вот предельно простых и заявились сегодня со своими бедами. Я бы их даже не слушал – Яга настояла…
– За советом к тебе, сыскной воевода, научи уму-разуму! – Трое разновозрастных мужиков склонились в глубоком поклоне. Вернее, двое. Третий, самый молодой, стоял, как пост ГАИ, неспешно ковыряя в носу.
– Представьтесь, пожалуйста, и обстоятельно расскажите, в чём проблема? – Я почему-то подумал, что их наверняка цыгане «кинули» – классические «лохи» деревенские. Митяй на этом фоне – интеллигент…
– Братья мы, – степенно представился самый старший. – Батюшка наш о прошлой неделе помер. Схоронили мы его, значитца…
– Соболезную.
– Чего? – вскинулся средний. – Чегой-то делает нам?!
– Сочувствие выражает, – важно пояснил старший и продолжил речь: – А просил нас родитель наш, да будет ему земля пухом, на могиле его три ноченьки переночевали.
– Зачем? – не понял я.
– Того нам неведомо, но волю батюшки уважить надо.
– Ну так и уважьте! Вторая неделя пошла…
– Да как же можно?! – вскричали двое братьев одновременно, младшенький столь вдохновенно продолжал своё нехитрое занятие, что весь прочий мир был для него просто несущественен. – Зима ведь на дворе! Мыслимое ли дело – три ночи на кладбище в мороз сидеть?! Вразуми, сыскной воевода!
– Бабуля, – недоумённо развернулся я, – чего им от меня надо? Вам не кажется, что это дело вообще не в нашей компетенции… Пусть у священника какого-нибудь проконсультируются, как не исполнять волю умершего. Мы-то здесь при чём? Даже если предположить, что усопший хотел таким оригинальным образом избавиться от сыновей (позаморозив всех на фиг!), – уголовного дела возбуждать не на чем.
– А всё ж таки батюшку уважить требуется! – стояли на своём братья.
Мне уже ударило в голову розовым туманом, и я был предельно близок к тому, чтобы просто нагрубить, но… не успел. Яга неслышно подплыла сзади, положила руку мне на плечо и командирским тоном отшила просителей:
– Вот что, добры молодцы! Вы, стало быть, хотите и водку пить и трезвыми быть?! К отцу-батюшке на кладбище три ночи подряд ходить – холодно, страшно, да и надо ли?… А воли родительской ослушаться тоже не смеете! Ладно уж, вразумлю вас, недалёких… Идите себе по домам, да братца меньшенького не забижайте там! К родителю вашему на поклон Никита Иванович своей персоной собственной заявится. Довольны ли?
Все трое, включая и оторвавшегося от «самокопания» меньшого, удовлетворённо закивали. На мои протестующие выкрики не обратил внимания даже кот. Двое старших братьев торопливо откланялись, третьего развернули и погнали вперёд подзатыльниками. Он шёл, не огрызаясь, весь поглощённый всё тем же делом…
– Никитушка…
– Бабуля, да вы кого из меня делаете?! Мы здесь для охраны правопорядка поставлены, а не сценарии к детским утренникам озвучивать!
– Никитушка, мне-то позволь хоть…
– Не позволю! Кто начальник отделения? Я – начальник! У нас что, подчинённых мало? Да я хоть всю еремеевскую сотню могу поочерёдно, аж до весны, на кладбище отправлять! С ночёвкой, разумеется…
– Никитушка, ну дай старухе слово мудрое вставить…
– Ой, да знаю я всё, что вы скажете! Я тоже ребёнком был, тоже сказки читал. Переночуй на кладбище три ночи – выйдет зомби из могилы и даст тебе коня, меч-кладенец или, ещё того круче, красную девицу, чтоб ей…
– По шеям он тебе даст! – не выдержав, сорвалась Яга. – Вот ведь упёртый какой, не дослушает, а уж гонору! Сказки он в детстве читал… Мало читал, значит! Знаю я братьев энтих и отца ихнего, Сидорова Фрола Степаныча, преотлично знала. Шутник большо-ой был… Курьером царским при батюшке государя нынешнего подрабатывал, за дядин только денёк грамотки царские в любое государство иноземное доставить мог. Тайна у него была…
– Сивка-бурка? – все еще ворчливо буркнул я.
– Очень может быть… – присела в уголок бабка, привычно взявшись за вязание. – Я об том точно не ведаю, но стрельцам дело такое деликатное доверять нельзя. Ты уж, соколик, сам сходи.
– Бабушка, три ночи на морозе!
– Не кричи ж ты так жалостливо… У тебя, чай, голова на плечах, а не чугунок в фуражке. Побеседуй со стариком по-свойски, может, не будет он тебя три ночи-то мурыжить. Скажи, что интересы следствия требуют, а Сивка-бурка нам на конюшне милицейской ого-го как пригодилась бы…
– Ну и как вы себе это представляете? – всё ещё надеясь отвертеться, тянул я, хотя исход спора был предрешён. – Ваш Фрол Степанович лежит себе и ждёт появления кровных детишек. Встаёт ночью из гроба, сыночков нет, зато припёрся замёрзший в зюзю милиционер и канючит у него лошадь! Бабушка, ну что он должен обо мне подумать?!