Батюшка сыскной воевода. Трилогия.
Шрифт:
– Ты ли это, Федорушко, сын середний? – В вопросах благообразного старца не было ни капли логики, но следование традициям чувствовалось.
Мороз вошёл во вкус и обличающе показал на меня пальцем, я протестующе замахал руками.
– Ты ли это, Иванушка, сынок любимый, младшенький? – Не получив и на этот раз утвердительного ответа, старичок решил поизображать злобного упыря и показать зубки: – Тогда какого супостата на мою могилу нелёгкая принесла?!
– Я из милиции. Начальник тутошнего отделения, лейтенант Ивашов. Прибыл, так сказать, по поручению ваших родственников.
– Ась? Да
– Да уж не посадил! Не за что было, и работы полно, – огрызнулся я, но, припомнив советы Яги, постарался смягчить тон: – Они были сегодня утром в отделении и очень просили меня зайти к вам, выяснить, по какому поводу вы хотите их видеть.
– А чего они сами не пришли? – как-то сразу сник покойник. Дед Мороз тоже укоризненно глянул на меня, призывая быть посострадательнее.
– У них много срочных дел, и, согласитесь, ночевать на кладбище лучше летом. Я вам не родственник, даже не близкий знакомый, но если бы мне предложили пилить одному зимней ночью, в тридцатиградусный мороз чтить батюшку… Знаете, это как-то очень притупляет сыновние чувства.
– Стало быть, ни один не пришёл?
– Да холодно же, дядя, говорю вам!
– Стало быть, ты один явился… – задумчиво прикинул старичок и торжественно объявил: – Так пусть всё по воле Господа и сбудется! Если ты, мил человек, все три ноченьки на моей могилке скоротаешь, да не испугаешься – отдам тебе чудо чудное, диво дивное – Сивку-бурку, вещую каурку. Слово моё твёрдое!
– Э-э-э! Простите, но так не пойдёт. – Я поймал уже развернувшегося умника за плечи. – Какие три ночи? Вы думаете, что говорите?! Да я от одной этой все уши себе отморожу.
– Моё слово твёрдое! – задиристо вывернулся старик и с места, рыбкой, попытался прыгнуть к себе в могилку. Удар был всей плоскостью тела, глухой и гулкий. Тут присыпанная снежком могильная земля замёрзла камнем. Ошарашенный покойничек пытался скрести её ногтями и бить её коленками. Звук, словно железом по стеклу, а толку – ноль! Дед Мороз, одобряюще подмигнув, делал вид, что он тут совершенно ни при чём.
– Одну ночь! Моё слово твёрдое… – выбившись из сил, заверещал старик.
– Причём именно эту, – поднажал я. Может быть, от меня ожидали какого-то иного выполнения сыновнего долга, но увы… Не нравится – приходите исполнять сами. Дед Мороз в наши разборки не вмешивался, демонстративно держа руки за спиной и улыбаясь в усы. Отец трех сыновей, утомясь разгребанием «вечной мерзлоты», плюнул на всё и мрачно уселся на соседний бугорок. Минута молчания затянулась…
– Гражданин Сидоров, вы мне не до утра здесь сидеть собираетесь?
– Отчего же… Сижу ведь.
– Я понимаю, вам по большому счёту всё равно терять уже нечего, но мне-то есть!
– Слово моё твёрдое… – нахохлился старик.
– Это до меня дошло, убедили, верю. Но если вы действительно намерены сделать нашему отделению ценный подарок в лице популярной лошади (что я несу?!), то лучше поторопиться – через час я просто брошу всё и пойду домой греться.
– А мне-то что, иди! Пущай никому животинка не достанется, но без уважительности не отдам.
Я беспомощно обернулся к Морозу, тот добродушно покачал
– И какую же тебе, старинушка, уважительность сделать? Хочешь жемчуга скатного али алмазов гранёных на блюде хрустальном, на подносе серебряном?
– Неуважительно, мне в могиле без надобности.
– Хочешь одеяло атласное, перину пуховую, шубу соболью, тапки белые?
– Неуважительно, мне в могиле без надобности! – продолжал издеваться старик. Он, может, и хороший человек… был, просто, когда холодно, затянувшиеся переговоры никого не греют.
– А хочешь бабу белую, дебелую, с косой до пояса, очами голубыми, тихую да неперечливую?
– Неуваж… – Неуступчивый покойничек запнулся на ровном месте. – А покажь-ка её сей же час!
Дед Мороз величаво поднял руки к небесам, потом пристукнул посохом, и снег у его ног взвился сияющим вихрем. Снежинки лепились одна к другой, буквально через пару минут уже угадывались контуры женского тела, а вскоре перед нами стояла томная красавица… Старичок вскочил с чёрной могилы, обежал скульптуру кругом, потыкал пальцами и обличающе заявил:
– Так она же неживая?!
– Да ведь и ты неживой, – резонно ответил Мороз. – А как под землю её с собой возьмёшь, там она до самой весны от тебя не уйдёт и слова худого не скажет.
– Уважительно… – признал тороватый покойник. – Беру!
– Вот и ладно, а только наперёд уж не поскупись, отдай доброму молодцу участковому, что обещано.
– Слово моё твёрдое!
Деда Мороза после недолгих уговоров удалось пригласить в гости – с меня причиталось. Правда, когда конкретно зайдёт, не сказал. Но главное, что с его безвозмездной помощью дело было сделано! Ибо не прошло и часа, как я летел над кладбищем, над заснеженной дорогой, над стенами нашего Лукошкина на спине самого прекрасного сказочного коня, какого только можно вообразить, на Сивке-Бурке! Навстречу утренней заре, новому дню, новым свершениям, новым… головным болям. Иногда мне кажется, что отделение нельзя оставлять ни на минуту. Стоит только отлучиться по делу – нате вам! Первоначально я решил, что все умерли…
…В пять утра территория отделения представляла собой малохудожественное подобие картины «После побоища Игоря Святославича с половцами».
Ворота нараспашку, повсюду во дворе вперемешку разбросаны наши стрельцы и запорожские казаки. Лежат вповалку в интересных позах, такое впечатление, будто бы каждый получил чем-нибудь тяжёлым по голове. По крайней мере, следы побоев на морде каждого видны невооружённым глазом. Спрыгнув с седла, я взял благородного скакуна под уздцы и отвёл в конюшню. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – на самом деле никаких трупов на снегу не валяется. Все, кто есть, спят самым беспросветным образом. Походил, попринюхивался – алкоголем не пахнет, посапывают добрые молодцы, аки младенцы безвинные. Не тратя времени на особо дедуктивные размышления, сделал один единственно верный вывод – бабкины штучки! Дверь в терем оказалась незапертой, в сенях безмятежно храпел Митька (что, кстати, ещё раз утвердило меня в подозрении на колдовство – обычно парень встаёт в четыре утра). Деловитая Яга уже бодренько суетилась у печки, на меня даже глаз не подняла: