Байки «скорой помощи»
Шрифт:
– И чего?
– А ничего! – разозлился Данилов. – Правильно написано в Библии: «не мечи бисер перед свиньями»!
– «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас», – поправил Полянский.
– Намереваетесь пойти по духовной стезе? – Данилов открыл новую бутылку пива и сделал большой глоток.
– Куда там с моими-то грехами, – Полянский покачал лысой головой. – Так, почитываю на досуге.
– Завидую я тебе! – признался Данилов, откидываясь
Полянский настолько поразился словам друга, что прекратил терзать толстую, янтарной жирности, чехонь, взял пульт, выключил телевизор и лишь после этого попросил:
– А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее. Корни зависти, предпосылки, обстоятельства. Все как на духу!
– Какие предпосылки? – Данилов, напротив, взялся за рыбу, показывая, что разговор между ними завелся несерьезный. Пустой, можно сказать, разговор. – Какие обстоятельства? Уже нельзя просто позавидовать человеку, нашедшему в жизни тихую спокойную гавань.
– Сказал тоже – тихую спокойную гавань! – фыркнул Полянский. – С нашим-то Валентином Семеновичем!
Валентин Семенович Федосеев заведовал кафедрой, на которой работал Полянский. В рассказах Игоря шеф представал въедливым старикашкой, весьма крутого нрава, немного – самодуром, немного – тираном. Короче говоря – типичным российским начальником.
– Тебя не связывают с Валентином Семеновичем никакие нити… – Данилов помолчал и поправился, – Не нити даже, а цепи. Чертовы цепи из прошлого.
– «Цепи из прошлого» – подходящее выражение для сериала, – заметил Полянский. – Но в жизни это звучит чересчур мелодраматично. Так же, как и «призраки» или «тени прошлого». Выражайся яснее.
– Для этого надо вначале разобраться в своих чувствах и мыслях. – Данилов в три глотка прикончил бутылку и потянулся за новой, благо гостеприимный Игорь выстроил на столе целую батарею.
– Зная тебя, я могу утверждать, что если ты начал говорить об этом, то в чувствах-то ты разобрался, – Полянский взял с блюда, стоявшего посередине стола, новую рыбину и приступил к ее разделке. – Ты просто не хочешь озвучить выводы или хочешь, но не решаешься…
– Почему?
– Да потому что у таких крутых перцев, как ты, настоящих мужчин, в ходу принцип: «мужик сказал – мужик сделал»! Ты боишься связать себя собственными словами! И в то же время ты не прочь это сделать…
– Как сложно! – Данилов впился зубами в рыбий скелет.
– Ничего сложного! – Полянский сделал вид, что не услышал иронии в словах друга. – Простая логическая задача. Вот скажи мне, почему, получив два выговора, и, образно говоря – находясь на грани увольнения, ты не попробовал перейти работать на другую подстанцию?
– Это не так-то просто…
– Но и не очень сложно. Примерно на равной удаленности от твоего дома находится две подстанции – в Люблино и на Шоссе Энтузиастов. Ну может, они чуть дальше, чем твоя нынешняя, но все равно – это не другой конец Москвы. И, как я
– Хороша беспорочность! – хмыкнул Данилов.
– Я говорю – практически. Твои последние выговоры не стоят и выеденного яйца, особенно второй! Кстати, а почему ты не написал заявления о краже в милицию?
– Да это безнадежное дело, тем более что я не мог даже примерно сказать, где именно пропал этот чертов кардиограф! Ну – приехали бы, ну – опросили бы водителя и фельдшера, а дальше чего? А что касается «москвичей с десятилетним практически беспорочным стажем работы», о которых ты говоришь с таким пафосом, то наш верховный кадровик Сыроежкин придерживается совершенно другого мнения.
– Да ну?
– Истинная правда. Он как-то раз заявил на совещании заведующих: «Гоните в шею этих склочных москвичей и набирайте покладистый народ из провинции! Вам же легче работать будет!» И потом, в данной ситуации мой переход был бы похож на бегство…
– От самого себя? – уточнил Полянский, пытаясь прочитать ответ в глазах друга.
– И от самого себя тоже! – заорал Данилов. – Оказывается, я десять лет бегал от самого себя! И только сейчас это понял! Я считал себя хозяином собственной жизни, а вместо этого, оказывается, я был Бобиком, которого отпустили погулять на слишком длинном поводке! На таком длинном, что глупый песик со временем перестал его замечать! Извини… Пойду вымою руки.
Данилов поднялся и ушел в ванную.
«Крепко тебя зацепило», – подумал, глядя ему вслед, Полянский. В ожидании друга он приналег на рыбу, до которой был большой любитель.
Данилов вернулся не скоро. При его появлении Полянский не стал подавать никаких реплик, предоставляя другу и гостю возможность самостоятельного выбора темы для разговора.
Друг захотел вернуться к прежней теме.
– Ты помнишь, Игорь, как тяжело я переживал измену Елены, – начал он.
– Помню, – подтвердил Полянский.
– Со временем боль улеглась, обида улетучилась, и я начал жить полноценной, как мне казалось, жизнью. Я запретил себе вспоминать прошлое и тем не менее чуть ли не ежедневно возвращался к нему во снах.
– Куда только нас не заносит во снах, – поморщился Полянский. – В позапрошлую ночь мне приснилось, что я работаю в Голливуде режиссером.
– Ты снимал порнофильмы? – деловито уточнил Данилов, сворачивая набок крышку на очередной бутылке.
– Почему сразу порнофильмы! – обиделся Полянский. – Я снимал обычное кино и переживал, что не смог заманить на главную роль Пенелопу Круз… И что с того?
– Дело в том, друг мой Гоша, – преувеличенно миролюбиво начал Данилов, – что мне снилось мое собственное прошлое, а не какие-то сказки. Дело в том, что каждую из своих женщин я сравнивал с той, которую потерял. Дело в том, что когда судьба свела меня с ней на одной подстанции, я испытал нечто вроде радости от того, что она – рядом, пусть и не в том самом смысле.