Базар житейской суеты. Часть 4
Шрифт:
На моемъ клочк, безспорно, прежде всхъ будетъ стоять имя пріятеля моего, майора. Пусть у него длинныя ноги, желтоватое лицо, и пусть онъ пемножко пришепеливаетъ и картавитъ, что съ перваго раза представлястся обыкновенно чрезвычаино забавнымъ и смшнымъ, но мысли струятся свтлымъ и чистымъ потокомъ въ майорскомъ мозгу, жизнь его идетъ путемъ правильнымъ и честнымъ, и умъ его никогда не былъ въ разлад съ сердцемъ. Чего жь вамъ больше? майоръ Доббинъ — истинный джентльменъ. То правда, и я не спорю, что ноги у него чрезмрно велики, такъ же, какъ и руки, и надъ этимъ обстоятельствомъ, каждый въ свое время, вдоволь потшались оба Джорджа Осборна, но это все вздоръ, если смотрть на дло съ философической точки зрнія.
Не вздоръ только въ томъ отношеніи, что шуточки и насмшки обоихъ Джорджей имли весьма значительное вліяніе на мннія мистриссъ Эмми объ этомъ джентльмен.
Быть-можетъ эта эпоха была счастливйшимъ временемъ его жизни; а можетъ-быть и нтъ. Кто изъ насъ въ состояніи опредлить и вычислить относительную цнность земныхъ благъ и наслажденій? Во всякомъ случа, Доббинъ и мистриссъ Эмми были довольны своей судьбой, и совершали заграничное путешествіе съ большимъ комфортомъ. Въ театр Джорджинька всегда былъ съ ними, но майору только предоставлялось исключительное право набрасывать, посл спектакля, кашмировую шаль на плеча мистриссъ Эмми. Въ прогулкахъ Джорджинька всегда забгалъ впередъ, или карабкался на вершины башень и деревьевъ, тогда-какъ счастливая чета, оставаясь внизу, степенно занималась своимъ дломъ: майоръ философствовалъ и курилъ сигару; Эмми рисовала ландшафтъ или какую-нибудь руину. Въ эту эпоху я самъ кочевалъ до европейскому континенту, и тогда-то собственно имлъ счастіе встртиться первый разъ съ этими дйствующими лицами своей исторіи, гд каждое слово есть чистйшая правда. Я поставилъ себ за правило ничего не выдумывать.
Я познакомился съ ними въ Пумперниккел, всмъ извстномъ городк, хотя собственно говоря, имя его вы едва-ли отыщете на географической карт. Здсь, въ свое время, состоялъ на дипломатической служб сэръ Питтъ Кроли; это было очень давно, еще прежде аустерлицкой битвы, заставившей всхъ британскихъ дипломатовъ повернуть изъ Германіи направо-кругомъ, въ свою отчизну. Первый разъ я увидлъ полковника Доббина и пріятелей его въ гостинниц Телячьей Головы, лучшей во всемъ Пумперниккел. Они сидли за общимъ столомъ. Обдъ былъ превосходный. Вс любовались на величественную осанку Джоя, прихлёбывавшаго, съ видомъ знатока, іоганимсбергское вино, поставленное за его приборомъ. Мальчикъ тоже обращалъ на себя вниманіе своимъ алчнымъ, истинно британскимъ аппетитомъ. Онъ истреблялъ Schiokou und Bralen und Kartoffeln, ветчину съ клюквой, гуся съ малиной, телятину съ черносливомъ, и пуддингъ, и саладъ, и жареныхъ цыплятъ, съ такою безцеремонною любезностью, что длалъ великую честь туманному Альбіону, снабжающему европейское человчество желудками идеальныхъ размровъ. За пятнадцатью блюдами слдовалъ десертъ, и Джорджинька, дйствуя по указанію нкоторыхъ молодыхъ джентльменовъ, забавлявшихся его бойкими и смлыми манерами, нагрузилъ свои кармаыы макаронами и сладенышми пирожками, которые онъ кушалъ уже дорогой, на пути въ театръ, куда вс въ этомъ патріархальномъ мстечк, отправлялись какъ въ свои собственный домъ. Леди въ черномъ плать, маменька Джорджиньки, безпрестанно смялась и краснла впродолженіе всего обда, и было очевидно, что выходки смлаго мальчика чрезвычайно забавляютъ мистриссъ Эмми. Полковникъ — то-есть, мы должны замтить, что Доббинъ вскор получилъ этотъ чинъ — полковникъ весело подшучивалъ надъ малюткой, указывая ему на новыя блюда, предостерегая не слишкомъ загружать желудокъ, чтобъ оставить въ немъ мсто для другихъ лакомствъ. Былъ въ этотъ вечеръ великолпный спекталь на пумперниккельскомъ театр. Давали «Фиделіо». Мадамъ Шрёдеръ-Девріентъ, еще въ ту пору молодая женщина въ полномъ расцвт красоты и генія, выполняла роль главной героини въ этой чудной опер. Изъ своихъ мстъ за креслами, мы очень хорошо разглядли новыхъ знакомыхъ, встрченныхъ нами въ гостинниц Телячьей Головы. Содержателъ ея, господинъ Швейнкопфъ, озаботился нанять лучшую ложу для своихъ гостей. Нельзя было не замтить удивительнаго эффекта, производимаго на мистриссъ Осборнъ великолпной музыкой и примадонной. Когда, впродолженіе хора плнниковъ, голосъ мадамъ Девріентъ задрожалъ и залился патетической трелью, лицо мистриссъ Эмми приняло такое чудное выраженіе изумленія и восторга, что это поразило даже маленькаго Фиписа, blas'e attach'e, лорнировавшаго всхь дамъ въ театр, На этотъ разъ онъ припрыгнулъ на своихъ креслахъ, и воскликнулъ довольно громко: «Ахъ, Боже мой, какъ пріятно видть женщину въ такой сильной степени энтузіазма!» Въ тюремной сцен, гд Фиделіо, бросаясь въ объятія мужа, кричитъ изступленнымъ голосомъ: «Nichts, nichts, mein Florestan!» Амелія совсмъ растерялась, и поспшила прикрыть платкомъ свое лицо. Впрочемъ, тутъ переплакались кажется вс почтенныя Frauen пумперниккельскаго театра, но мн суждено было замтить одну только мистриссъ Эмли, такъ-какъ я ршился внести ее въ свои мемуары.
Ha другой день давали другую пьесу Бетховена: «Die Schlacht bei Vittoria». Сначала, въ вид прелюдіи, выступаетъ на сцену Мальбрукъ, извщающій о быстромъ приближеніи французскаго войска. Слдуютъ затмъ барабаны, трубы, литавры, залпы артиллеріи, стоны умирающихъ; наконецъ, въ заключеніе, играютъ торжественную псшо: «God, Save the King!»
Въ театр было десятка два Англичанъ, и вс они, безъ исключенія, поднялись съ своихъ мстъ при звукахъ этой чудной британской мелодіи. Сэръ Джонъ и леди Булльминстеръ, и даже мистеръ Киршъ, какъ членъ британской націи, поспшили явственными знаками выразить свои патріотическія чувства. Мистеръ Тепъуормъ, секретарь англійскаго посольства, раскланивался изъ своей ложи на вс стороны, какъ бы представляя своей особой вс Три Соединенныя Королевства. Тепъуормъ былъ племянникъ и наслдникъ стараго маршала Типтова, командовавшаго, въ эпоху ватерлооской битвы, тмъ полкомъ, гд служилъ мистеръ Доббинъ. По смерти Типтова команда перешла къ полковнику, сэру Михаилу Одауду, кавалеру Бани.
Тепъуормъ вроятно встрчался съ полковникомъ Доббиномъ въ дом своего дяди, маршала, потому-что теперь онъ узналъ его въ театр. Выступивъ изъ своей ложи, великій дипломатъ пошелъ къ нашимъ пріятелямъ, и публично протянулъ руку мистеру Доббину, повидимому, совсмъ неожидавшему этой чести.
— Hy, да, ужь это мы знаемъ, шепнулъ Фиппсъ одному изъ своихъ пріятелей, — гд только есть хорошенькая женщина, Тепъуормъ непремнно тутъ, какъ листъ передъ травой.
Изъ этого открывается, что мистеръ Тепъуормъ былъ весьма исправнымъ дипломатомъ.
— Кажется, я имю удовольствіе видть мистриссъ Доббинъ? спросилъ секретарь съ вкрадчивой улыбкой.
Джорджинька расхохотался, и безъ церемоніи замтилъ, что это было бы весьма хорошо. Майоръ и мистриссъ Эмми раскраснлись: мы замтили это изъ своихъ мстъ за креслами.
— Эта леди — мистриссъ Джорджъ Осборнъ, сказалъ майоръ, — а это — братъ ея, мистеръ Седли, чиновникъ ост-индскойКомпаніи: позволъте рекомендовать его вамъ, милордъ.
Секретарь посольства бросилъ на Джоя самую обворожительную улыбку.
— Вы намрены остаться въ Пумперниккел? спросилъ онъ. Городъ очень скучный, но мы нуждаемся въ образованныхъ людяхъ, и постараемся доставить вамъ удовольствіе, мистеръ… Гм… Мистриссъ — Ого. Завтра я буду имть честь сдлать вамъ визитъ, милостивый государь.
Съ этими словами онъ улыбнулся еще разъ, повернулся на своихъ высокихъ каблучкахъ, и выскользнулъ изъ ложи, вполн увреяный, что мистриссъ Осборнъ нашла его очаровательнымъ джентльменомъ.
Спектакль кончился, и публика начала разъзжаться и расходиться. Мы наблюдали за ней у подъзда, и тутъ собственно въ первый разъ я узналъ настоящія имена и фамиліи своихъ новыхъ знакомыхъ. Длать справки этого рода не стоило ни малйшихъ трудовъ, потому-что въ Пумперниккел каждый зналъ своего ближняго или сосда, какъ свои пять пальцевъ.
Прежде всхъ, закутанный въ шинель, вышелъ мистеръ Тепъуормъ, истинный Ловеласъ и вмст дон-Жуанъ этого мстечка. Жена посланника, сопровождаемая своей дочерью, очаровательною Идой, величественно засла въ свои портшезъ и отправилась въ домъ британскаго посольства. Затмъ повыступили наши англичане: Джорджинька звалъ немилосердо, бдительный майоръ держалъ шаль надъ головою мистриссъ Осборнъ, мистеръ Седли, разглаживая свои блый жилетъ, многозначительно озирался направо и налво. Мы раскланялись с нимъ очень вжливо, и получили въ отвтъ прелестнйшую улыбку мистриссъ Эмми. Съ этой минуты знакомство наше утвердилось на прочнйшемъ основаніи.
Подали коляску изъ гостинницы Телячьей Головы, но сановникъ Индіи сказалъ, что пойдетъ пшкомъ, и закурилъ сигару. Такимъ-образомъ мистриссъ Эмми, сынъ ея и другъ отправились одни, безъ мистера Седли. Неутомимый Киршъ, съ сигарочницей въ рукахъ, послдовалъ за своимъ господиномъ.
Мы вс пошли вмст, и разговорились объ удовольствіяхъ патріархальной жизни въ маленькомъ нмецкомъ городк. Англичанамъ здсь особенно хорошо, замтилъ я въ назиданіе ост-индскаго сановника. Охота, балы, собранія, рауты: все здсь есть. Общество прекрасное, театры превосходные, жизнь баснословно дешевая.