Базил Хвостолом

Раули Кристофер

Релкин похолодел, глядя на это медленное пробуждение; ему думалось, что Лессис действительно очень слаба и близка к смерти. Но вот она взглянула на них, дыхание ее восстановилось; ведьма, несомненно, приходила в себя.

Она облизнула губы и заговорила. Голос ее был слабым, чуть громче шепота.

— Лагдален, милая, все будет гораздо сложнее, чем я предполагала — силы мои на исходе. Ты, милая, должна будешь сплести заклинание и составить магические числа. Если у тебя есть свеча и гриб, ты с этим справишься. Я расскажу,

что делать.

Лагдален почувствовала, как в груди замирает сердце. Значит, ответственность должна лечь на нее? Это было уж слишком: в искусстве магии она разбиралась слабо. А вдруг она в чем-нибудь ошибется? И что если леди из-за ее ошибки умрет?

Но иного выхода не было. Кроме нее, Лагдален, не на кого было переложить это бремя. Лагдален срезала с Лессис остатки одежд. Пока ее руки крошили гриб и складывали из крошек на груди Лессис маленькое кольцо, девушка, потеряв дар речи, смотрела на ведьму.

Какая худая и истощенная была леди: грудь ее высохла, ребра торчали.

Лагдален никогда не видела ее обнаженной, и теперь при виде этого тела девушке хотелось расплакаться.

Она взяла себя в руки и укрепила свечу в центре круга из крошек; затем Релкин осторожно зажег ее при помощи кремня, камня и кусочков соломы.

Лессис пробудилась опять, с той же смертельной медлительностью.

— Теперь, моя милая, нам нужно читать заклинания; мы должны торопиться, потому что их нужно закончить прежде, чем догорит свеча. Ты готова?

Лагдален пожала плечами.

— Готова, леди.

— Прочти седьмой и девятый разделы из Биррака. Лагдален знала их наизусть; кроме того, у нее был карманный Биррак леди для более трудных разделов.

Неприятность заключалась в том, что буквы были слишком мелкими, а свет скудным.

Голос ее постепенно креп, и слова силы заполняли пещеру. Осторожно, кирпичик за кирпичиком, выстраивала она заклинание, и извивы магической силы начали застывать в воздухе.

Здесь менялась самое суть бытия; Релкин с изумлением следил, как длинные каденции срывались с губ Лагдален, магическими нитями вплетаясь в ткань мира.

И пока чтение продолжалось, она чувствовала, как всю ее затягивает в эту игру; сущность Лагдален растворялась в словах по мере того, как они постепенно создавали контуры заклинания.

Ей нужно было спешить, потому что леди сливалась с какой-то черной стеной, которая скользила в вечность. Пальцы девушки слабели, но если бы она отступила, Лессис была бы потеряна навеки. Лагдален не могла себе позволить сделать ошибку, и, несмотря на спешку, ей следовало быть точной до буквы.

По телу Лагдален стекал пот: она добралась до высоких пассажей, используя creata и voluminate, наклонения, которые она никогда еще не применяла самостоятельно.

Слова эти было трудно произносить, от них буквально сводило язык, особенно от формы voluminate, которую она не умела контролировать.

В одном месте ей не хватило дыхания, и она судорожно вздохнула, когда звук возник слишком рано, еще не слетев с губ, потому что Лагдален не знала толком, что делать со своим ртом.

К счастью, этот промах не повлиял на структуру высших сил. Почти до конца сформированное заклинание обладало заметной устойчивостью.

У Релкина волосы поднимались дыбом, пока он слушал все эти странные переливы звуков. Такого длинного колдовского действа он еще никогда не видел.

Свеча почти догорела — времени прошло много. Лагдален с трудом ворочала языком, слова произносила невнятно, но крысы по-прежнему были здесь, такие же решительные, как всегда, ожидая завершения этой странной драмы.

Наконец все было почти закончено. Лагдален отложила Биррака. Язык и небо болели, во рту пересохло, глаза щипало, она была измотана до предела.

Но несмотря на это, ее переполняло чувство восторга. Она, Лагдален из Тарчо, всегда такая бездарная на уроках аббатисы Плезенты, без единой ошибки составила заклинания величайшей важности.

Сотни строк каденции! Сорок восклицаний!

Лагдален отдышалась. Лессис подняла на нее глаза.

— Нельзя терять времени, милая, — прошептала ведьма. — Я могу долго не продержаться. Кот зашевелился и жалобно мяукнул.

— Возьми его. Он готов, — произнесла Лессис. Лагдален потянулась к коту и взяла его на руки. Тело его оказалось жестким и мускулистым, когти инстинктивно впились ей в предплечье. Лагдален вздрогнула, но удержала кота на руках; он тут же слегка расслабился, печально мяукнул и спрятал когти.

Лагдален произнесла последние слова силы и подняла кота над маленьким колеблющимся пламенем свечки. Заструился водоворот невидимых сил, и вся пещера содрогнулась до основания.

Пламя погасло, раздалось бурлящее шипение, так волна откатывает назад по песку, и слабый запах озона ударил в ноздри.

Постепенно глаза их привыкли к мраку. Кот лежал на груди у Лессис.

Лагдален протянула руку, чтобы дотронуться до него и обнаружила, что он мертв и уже стал коченеть.

Лессис внезапно открыла глаза. Жизнь вновь набирала силу; она поднялась, прижимая к груди мертвого кота, и завела тихую песню на непонятном языке.

И пока она держала кота, тело ее делалось налитым и крепким, на лице проступил румянец, а морщины и складки исчезли.

Песнь ее подошла к концу, и она положила тельце кота на подстилку из соломы, где только что лежала сама.

Ведьма взглянула на Лагдален и Релкина и протянула руки.

— Теперь я совсем другая — такой свирепой и яростной я не помню себя давно.

— Это дух вашего друга, леди? — спросила Лагдален, глядя на кота.

— Да, это дух Экатора, кошачьего принца. Я создала его очень давно и теперь поглотила его в себя, навечно.