Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды
Шрифт:
Анна замолчала. Она подняла глаза на безмолвную Селестину и увидела, что та плачет.
— Чего еще вы желали бы, мадемуазель? — сдержанно произнесла Анна.
— Только одного, — после непродолжительной паузы ответила Селестина, — я прошу у вас разрешения искупить свою вину перед вами и вашим мужем.
— Вы ждете от меня прощения? — усмехнулась Анна. — Я прощаю вас, но это вряд ли поможет вам избежать суда собственной совести и суда Высшего, Божественного.
— Нет, я прошу вас позволить мне помочь вам и спасти вас, мадам Жерар, — Селестина умоляюще взглянула на Анну.
— Как мне следует вас понимать? — растерялась Анна.
— Послушайте, — вздохнула Селестина. — Я многое поняла за эти часы, я знаю, что совершила ужасный поступок, и вряд ли ему можно найти оправдание. Я не могу ничего изменить в целом, но хочу попытаться сделать хоть что-нибудь для вас. У меня есть план, и я прошу вас принять его, как обязательность дальнейших действий.
— План? Какой план? — Анна смотрела на Селестину во все глаза, пытаясь угадать, что стоит за этим предложением — еще одно зло действо или настоящее раскаяние.
— Сейчас мы переоденемся, — принялась объяснять Селестина. — Я возьму ваше платье, вы — мое. А потом вы уйдете отсюда, скрывая лицо и волосы под накидкой, в которой я при шла. Старайтесь ничего не говорить и идите спокойно, как ни в чем не бывало. И, оказавшись за воротами, немедленно отправляйтесь в гавань, где стоит под парами почтовый корабль. Вот, возьмите ваш узелок, здесь все — деньги, бумаги.
— Но как же… — пыталась вставить хотя бы слово Анна.
— Я купила билет на имя мадам Арман, так звали мою гувернершу, — продолжала Селестина. — Вряд ли кто-то из немногих пассажиров видел вас прежде, и вообще — вас не скоро хватятся.
— Но мой муж…
Селестина опять не дала Анне договорить.
— Прежде, чем прийти к вам, я встречалась с… с ним, — в глазах Селестины блеснули слезы. — Я попросила прощения и у него и изложила свой план. Поверьте, если бы я могла спасти вас обоих, я бы сделала это. И он… ваш муж… понял меня. Он просил передать вам, чтобы вы шли вперед, не оглядываясь. Чтобы вы вернулись к детям и рассказали им, как их отец любил их.
— Боже! — прошептала Анна. — Как это похоже на него!
— Значит, вы согласны? — обрадовалась Селестина. — Тогда давайте спешить: недостаток времени — это единственное, что может еще помешать нам.
— Но как же вы? — вдруг сообразила Анна, когда, переодевшись в платье Селестины, которое было ей слегка длинновато, направилась к выходу. — Что будет с вами, когда сюда войдут и поймут, в чем дело?
— Неужели вы всерьез полагаете, что отец решится наказать меня? — печально улыбнулась Селестина. — Все, что меня может ожидать — пара недель под домашним арестом и скорейшее замужество. В худшем случае — меня запрут в какую-нибудь лечебницу, пока не найдут более достойное применение.
— Все, что вы говорите, ужасно! — воскликнула Анна.
— Но все это лучше, чем смерть, — пожала плечами Селестина и подтолкнула Анну к двери. — Вам надо спешить! Прощайте и, если можете, — простите меня!..
Все вышло, как и сказала Селестина, — никем не узнанная Анна поднялась по ступеням каземата, отчаянным усилием воли подавив в себе желание свернуть в тот коридор, что вел к камере, где ожидал исполнения приговора Владимир. Нет, она не имела права больше подвергать себя опасности — Владимир не простил бы ей того, что она вторично отвергла его жертву и не вернулась к детям. И, низко опустив голову, чтобы никто не увидел случайно ее слез, Анна вышла во двор тюрьмы и быстрым, но уверенным шагом пересекла его.
Солдаты на выходе вежливо кивнули ей, и Анна также ответила им — легким кивком, означающим все, что угодно — благодарность или приветствие. Потом она пошла по знакомой уже, уложенной камнями дороге к набережной, где стоял в гавани двухколесный почтовый пароход. Поднявшись на его борт, она сразу проследовала в отведенную для нее каюту и сидела там вплоть до того момента, когда корабль, медленно размалывая воду, стал выходить на рейд ввиду сторожевого форта. И лишь после этого Анна решилась выйти на палубу, чтобы в последний раз взглянуть на Форт-Рояль и мысленно попрощаться с Владимиром, который на этот раз уходил из ее жизни навсегда и бесповоротно.
— Селестина? — раздался вдруг рядом знакомый голос. — Что ты делаешь здесь?!
— Альбер? Это вы? — Анна оглянулась на оклик и замерла в изумлении и тревоге.
— Мадам Жерар? Анни? Вы?! Вы живы?.. — Альбер, казалось, не верил своим глазам. — Но откуда на вас это платье?
— Мне дала его Селестина, — просто сказала Анна, еще не зная, может ли она в полной мере доверять Альберу после всего случившегося.
— Вот как… — протянул Альбер, и лицо его на мгновенье затуманилось. — Не хотите ли вы сказать, что она помогла вам?
— Именно так, — подтвердила Анна.
Вот уж не ожидал от нее подобного поступка, — недоверчиво усмехнулся Альбер. — Впрочем, я не желаю говорить о ней. С Селестиной покончено и с мечтами на счастливый брак — тоже.
— Так вы возвращаетесь домой? — догадалась Анна.
— Да, — сказал Альбер. — Когда вы убежали там, на набережной, к своему мужу, я вдруг вспомнил, что вы забыли в коляске свой узелок, и вернулся за ним. Но догнать вас не успел — я видел только, как вас уводили под охраной национальных гвардейцев. Тогда я поспешил в дом де Танжери и попытался выяснить, что случилось. Больше всего на свете я боялся, что вы обвините меня в предательстве. Но разговора с теперь уже бывшим тестем не получилось — меня практически сразу посадили под домашний арест, а сегодня де Танжери предложил мне уехать. Он хотел избежать скандала, сказал — довольно и того, что уже произошло. Конечно, думаю, прежде всего, он заботился о нерушимости деловых отношений с моим отцом и о том, как посмотрят на все это в Париже, где у меня весьма высокие покровители. Он даже разрешил мне забрать Селестину с собой и обвенчаться на континенте. И я уже собирался в обратный путь, когда в мою комнату вошла Селестина и стала требовать объяснений.
— И, кажется, я догадываюсь, о чем, — кивнула Анна.
— Простите, но я вынужден был показать ей ваши вещи, и тогда она забрала их и стала рассматривать, — вздохнул Альбер. — После этого мы поссорились, и Селестина призналась, что это она виновата во всем. Это она выдала вас и вашего мужа.
— Я знаю, — прошептала Анна.
— Услышать это мне было тяжело, — признался Альбер. — Я ведь наивно полагал, что женюсь на девушке с хорошими манерами и христианскими представлениями о добре и зле. То, что она совершила, возможно, и объяснимо, но неприемлемо. И, когда она ушла, прихватив с собою ваши вещи, я тотчас собрался и отправился в гавань, чтобы сразу жесесть на пароход.