Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла
Шрифт:
— И вы поверили безумной? — не удержалась от возгласа Анна.
— Я верю только документам, — сухо сказал обиженный адвокат. — А документы, подтверждающие эту информацию, подписаны уважаемыми людьми как в Двугорском имении, так и здесь в Санкт-Петербурге.
Анна смутилась: как она могла так отозваться Сычихе, которая не раз и ее саму спасала от гибели! К тому же… Анна вспомнила, что никогда не понимала смысла столь откровенной ненависти Владимира к своей тете. Это потом он уже рассказал ей, что всегда подозревал Сычиху в том, что она отравила его мать. Но в глубине души, и Анна чувствовала это, Владимир не мог простить тетке нечто большее, нечто, ставшее причиной и его бесконечных ссор с отцом, и того вызывающего поведения, которое отличало Владимира в те годы, десять лет назад.
— Я понимаю, вы потрясены, — адвокат успокаивающе похлопал Анну по руке ладонью, — но вам придется смириться с этим фактом так же, как пришлось принять его мне. Поверьте, и я не испытывал радости от того, что неведомо откуда взявшийся молодой человек вдруг предъявил претензии к близким мне людям. И что особенно неприятно, сделал он это в тот момент, когда пришло известие о гибели Владимира Ивановича и вашем бесследном исчезновении.
— И вы не поинтересовались у новоявленного Ивана Ивановича, — не без жестокой иронии спросила Анна, — почему он так долго ждал и возник, как стервятник на поле брани?
— Первым делом, Анастасия Петровна, первым делом, — снова вздохнул адвокат. — Однако он объяснил и, должен признаться, вполне обоснованно, что долгое время просто не знал о своем родстве с Корфами. И лишь когда воспитавшие его люди перед смертью открыли ему правду о его настоящем происхождении, он решился начать поиски матери и отца.
— Но как могло статься, что этот новоявленный Иван Иванович водворился хозяином и здесь, и в Двугорском? — Голос Анна задрожал от возмущения.
— Помилуй Бог, Анастасия Петровна! — воскликнул адвокат, уловив в ее словах и интонации признаки не только сомнения, но и упрека. — Он всего лишь получил право совершения сделок для получения постоянного дохода, например аренды, под гарантии отчисления оговоренной части суммы для ваших детей на их содержание и в счет полагающейся ему части наследства.
— И поэтому он продал все вещи, что находились в моем петербургском доме? — с плохо скрытым гневом сказала Анна. — И выгнал меня из моего имения в Двугорском?
— Голубушка, Анастасия Петровна, — заметно занервничал ее собеседник, — о таком самоуправстве мне совершенно ничего не известно, но полагаю, вы тоже торопитесь. Скорее всего, вещи ваши находятся в том же Двугорском, а барон просто не знал вас лично и поэтому позволил себе усомниться в вашей… вашем… И вообще, вы поступили крайне неосмотрительно, приехав в Двугорское, не поговорив предварительно со мной!
— Уж не собираетесь ли вы сказать этим, что я должна советоваться с вами, точно вы — мой опекун ввиду моей недееспособности? — возмутилась Анна, и под ее взглядом адвокат покраснел.
— Ни в коем случае, милая вы моя! Дело не в этом… Вы же светский человек, Анастасия Петровна, вы должны понимать! Владимир Иванович уже больше года числится погибшим по ведомству иностранных дел, вас тоже уже год считают пропавшей без вести… Считали до не давнего времени, пока благодаря стараниям князя Михаила Александровича Репнина не было найдено извещение о гибели французского судна в Атлантике, среди пассажиров которого значилось ваше сценическое имя, послечего и вас официально объявили погибшей. Заботу о ваших детях взяла на себя супруга наследника престола, сестра ваша и ее муж князь Репнин были назначены опекунами…
— И вот в этот самый миг явился он! Барон, Иван Иванович Корф! — не удержалась от иронической реплики Анна.
— Я уже объяснял вам, голубушка, что это — совпадение, чистой воды совпадение, — устало вздохнув, развел руками адвокат. — Поймите же, интересы ваших детей никоим образом не были ущемлены, а барон — всего лишь получил право на доход от собственности семьи. Насколько мне известно, человек он закрытый, провинциальный, нигде себя не афиширует, нравом характеризуется скромным…
— Довольно! — не выдержала Анна. — Не желаю больше слушать объяснений по этому поводу, а тем более — комплиментов в адрес неизвестного человека, лишившего меня и мою семью крова. Вы говорите, он пришел к вам с просьбой включить его в число наследников? Что же, прекрасно! Так вот, теперь я пришла к вам — с просьбой избавить меня и мое имение от этого родственника.
— Анастасия Петровна! Умоляю вас, — побледнел адвокат, — не давайте волю своему гневу, ибо он — неправедный. Я готов выступить посредником в решении ваших претензий. Уверен, в самое ближайшее время вы сможете спокойно вернуться в Двугорское…
— Я желаю, чтобы мне вернули и мой петербургский дом, и мое имущество! — вскричала Анна.
— Но баронесса! — возвысил голос старый законник. — Вы не можете игнорировать того факта, что у вас появился еще один родственник, родной брат вашего покойного супруга, теперь официально признанный барон Корф, который имеет такие же права на семейное состояние, равно как и вы, и ваши дети. И потом, барону пришлось пройти долгий путь от приемного сына до признания права наследования титула и состояния его отца. И вам сейчас тоже потребуется время для того, чтобы восстановить юридически свое воскрешение из мертвых!
— Вы, кажется, сомневаетесь в том, что я имею право называть себя баронессой Корф? — Голос Анны задрожал и сорвался.
— Я — нет! Но закон… — покачал головой старик Саввинов. — Закон требует совершения ряда формальностей, которые позволят нам восстановить вас в ваших правах, а на это понадобится некоторое время. И главное терпение — ваше терпение! И потому я прошу вас не прибегать к конфронтации. Давайте вместе, когда вы увидитесь с детьми, с сестрой, которая сейчас, как никогда нуждается в вашей помощи — примите мои искренние соболезнования по поводу трагической гибели вашего батюшки!.. А после мы с вами вместе поедем в Двугорское, познакомимся с бароном и все обсудим. В общих интересах, в интересах семьи Корф, которым я никогда не изменял, хотя и чувствую, что вы мне не верите и подозреваете в умысле и сговоре. Но я прощаю вам эти сомнения! Слишком много потрясений в одночасье на вашу голову…