Бедная Настя. Книга 7. Как Феникс из пепла
Шрифт:
— Значит, вы все-таки не забыли, кем была моя мать, ваша крепостная, — тихо, но твердо сказала Анна. — Тогда, быть может, вы вспомните, кто был тем соблазненным отцом семейства, давшим мне жизнь и вернувшим мое настоящее имя? Вы помните, как звали супруга вашего и моего отца?
— Ах, ты!.. — Долгорукая с кулаками набросилась на Анну, и самозванец вместе с замешкавшимся было Карлом Модестовичем, с трудом оттащили ее от Анны.
— Отведите Марию Алексеевну к себе, — велел самозванец Шулеру с Полиной, так и выглядывавшей все это время из-за двери, и обернулся к Анне: — Видите, до чего довела бедную женщину ваша интрига. Извольте немедленно покинуть этот дом и оставить нас в покое! И не заставляйте меня прибегать к силе дворовых.
— Не думаю, что кто-то здесь решится тронуть меня, — тихо сказала Анна. — И надеюсь, вы и сами не столь наивны, что считаете, будто справились со мной. Я тот час же еду в Петербург к нашему поверенному и в самое скорое время вернусь, и не одна, а с судебными исполнителями.
— Удачи вам, — склонился в шутовском реверансе самозванец.
Проводив Анну недобрым взглядом, он стремительно прошел через гостиную и коридор и поднялся наверх — в ту комнату, что занимала княгиня Долгорукая (а когда-то в ней жила Анна). Молодой человек вошел в комнату без стука, широко распахнув приоткрытую дверь ударом кулака, и, быстро взглянув на Полину, безуспешно пытавшуюся уговорить княгиню лечь в постель, кивнул ей, давая понять — уходи, больше ты мне здесь не нужна.
Полина не сразу поняла, что упустила свой шанс проявить служебное рвение, и еще какое-то время пыталась уговорить разошедшуюся во гневе княгиню, но, услышав раздраженный рык ее нового хозяина, враз отпустила Долгорукую и опрометью бросилась из комнаты. Княгиня торжествующе вскинула голову и встретилась взглядом с тем, кто называл себя бароном Корфом. Молодой человек смотрел ей прямо в глаза, слегка склонив голову на бок, и щеки Долгорукой вдруг стали покрываться румянцем — она сжалась перед вошедшим, как затравленное животное перед опасным хищником.
Но все же так быстро сдаваться княгиня не хотела и даже притопнула ногою в раздражении, но молодой человек, не обращая на то ни малейшего внимания, быстро подошел к ней и, резко размахнувшись, ударил по лицу. Звук пощечины отрезвил бесновавшуюся княгиню, она как-то сразу сникла и уже без сопротивления позволила вошедшему усадить себя на кровать. Молодой же человек брезгливо поморщился и принялся мерить шагами комнату, пока, наконец, не увидел, что старуха окончательно пришла в себя и готова не только слушать его, но и осмысленно отвечать ему.
— Вы опять перестали принимать лекарства? — с тихим раздражением спросил «барон Корф» и, повернувшись к княгине, присел перед нею на корточки. — Мария Алексеевна, голубушка, почему вы каждый раз вынуждаете меня совершать против вас столь жестокие действия? Ну, к чему вы устроили весь этот театр? Довольно было просто войти и сказать, что не знаете эту женщину. Кстати, вы ее действительно не знаете, или все-таки это баронесса Корф?
— Она, Ванечка, она, — устало прошептала княгиня. — Змеюка страшная, отродье подлое. Анька Платонова собственной персоной…
— Не называйте меня этим крестьянским прозвищем, — вдруг взорвался ее собеседник, вскакивая и невольно прерывая Долгорукую. — Я же просил вас обращаться ко мне — Жан. — Долгорукая вздрогнула и втянула голову в плечи. — Жан, слышите, Жан!
— Простите меня, простите. — Княгиня умоляюще протянула к молодому человеку руки. — Я больше не буду, обещаю вам, больше не буду! Только не связывайте меня! И не запирайте!
— Хорошо, — смилостивился тот, успокаиваясь так же внезапно, как и выходя из себя. — Но как это может быть, Мария Алексеевна, ведь вы уверили меня, что проблем не будет? Вы убедили меня в том, что она и ее муж погибли.
— Нам так сообщили, — подтвердила княгиня, опасливо поглядывая на своего непредсказуемого собеседника. — Супруг доченьки моей, Лизаветы, сказал, что берет опеку над детьми Корфов, так как родители их умерли. Только какой ему прок был вводить вас в обман? Мишка — ушлый, недаром все при дворе да лично при наследнике вертится.
— А он может нам помешать? — насторожился «барон Корф».
— Князь Репнин настырный, — кивнула Долгорукая, — а если еще они с Анькой объединятся, то хорошего не жди. Видите, как вышло — уже и похоронили ее, а она — все как живая, словно заговоренная. Но ничего, у меня на нее управа имеется…
— А вот это вы из головы выбросьте! — прикрикнул на нее молодой человек. — Никакой самодеятельности! И ни шагу из дома, да язык свой держите на замке… Вы — несчастная, убитая горем вдова. Вы должны грустить день и ночь, а не бросаться с кулаками на приезжих! Как некстати, ох, как некстати, это ее появление!..
Оставив княгиню одну, тот, кто просил именовать себя Жаном, вернулся в библиотеку.
— Она уехала? — тихо спросил «барон», когда Карл Модестович зашел в библиотеку за новыми указаниями. Нет, конечно, он все видел сам — украдкой, слегка отогнув указательным пальцем край занавеси на окне, смотрел, стараясь оставаться незамеченным, как приезжавшая в имение молодая женщина горделиво и царственно проходит по двору мимо с почтением и жалобой склонявшихся перед ней дворовых. Смотрел и кусал губы — ее появление едва не нарушило все его планы!
— А куда ей деваться! — не без злорадства хмыкнул Шулер, ожидая, когда хозяин соизволит повернуться к нему и дать новые распоряжения. — Убралась восвояси, да не солоно хлебавши!
— Не стоит быть таким самоуверенным, милейший Карл Модестович, — задумчиво промолвил Жан. Разумеется, воскресшая баронесса ушла, но в том, что она вернется, можно было не сомневаться. Слишком не похожа его ранняя гостья на тех, кто сдается без боя, и ее отъезд — лишь начало борьбы, которая будет затяжной и нелегкой.
— А слуги-то признали ее…
— Так они о том и пожалеют, — с готовностью кивнул Шулер. — Уж я-то умею мозги вправлять!
— Вот это ты зря, Карл Модестович. — «Барон» сверкнул холодными, стальными глазами. — Жестокостью ничего не добьешься. По крайней мере, хорошего. Так что ты смотри, поосторожней. Хуже будет, если дворовые озлобятся да затаятся. Ты вместо этого Полину отряди, пусть походит среди челяди, послушает да сама чего-нибудь расскажет.