Бедный Павел
Шрифт:
С ним такое дело вышло… Я, конечно, получал информацию из Петербурга, и от Анны Карловны, которая сообщала мне обо всех тенденциях и слухах в столичном обществе, и от Захара, который уже, опираясь на стариков-разбойников, как паук активно плёл сеть информаторов и агентов как в России, так и за её рубежами, о том, что мама положила глаз на Гришку. Мама, мне тоже, стесняясь, писала мне о своём интересе к молодому красавцу-генералу. Но вот сам Григорий Александрович оказался натуральным балбесом.
Ворвался он ко мне, прямо
— Павел Петрович! Я тут с Вашей матерью амуры закрутил! — и вот что он от меня ждал? Говорю же — балбес. Я, хоть и слегка в курсе был, и из будущего помнил о знаменитом фаворите, но так вот к такому готов не был. В общем, сработал рефлекс — я ему прямо в глаз и зарядил. А он брыкнулся на пол и лежит — не шевелится. Большие шкафы громко падают!
— Гришка! Ты чего это надумал? — я же чисто автоматически сработал, от неожиданности заявления… А он лежит такой, вроде живой, но… Пришлось кликнуть охране, чтоб воды принесли. Облил его — очнулся. Глаза мутные, вот ерунда-то получилась! Не сильно зашиб ли я его?
— Ты чего, Гриш?
— Ох, Ваше Высочество, тяжела рука у тебя! Ох, ты ж…
— А что ты такое с порога несёшь?! Совсем дубина? Я же даже подумать не успел! — посадил его, попить дал. Гляжу — вроде в себя приходит.
— Ваше Императорское Высочество! Привёз я Вам Императорские указы! В награждение Вас и всех отличившихся в войне и подписании мирного договора. Ох, голова моя!
— Награждение привёз! Это хорошо! Кого хоть?
— Вас, Павел Петрович!
— Погоди, душа моя, ты только что меня на «ты» называл?
— Сомлел я, после удара!
— Гришка!
— Ладно, Павел Петрович, не гневись, я сам не знаю, что сказать тебе… В голове такая каша!
— Гришка, отвечай, как перед Богом — ты к Екатерине Алексеевне чувства питаешь, или карьеру так делаешь? Говори правду! Прибью!
— Ты прибьёшь, Твоё Императорское Высочество — можешь, увидел…
— Гришка!
— Вот тебе крест, Павел Петрович — люблю я её! Давно люблю! Ещё как до переворота увидел… Ни о ком больше думать не могу!
— Гриш, у тебя же баб полно было?
— Тут другое, Павел Петрович. Кто я такой для неё был? Так — сошка мелкая, да и Орлов у неё был. Как я мог даже подумать, что её интерес привлеку… Вот как-то…
— Понял, Григорий! Всё, молчи. Думать об этом буду. Вернёмся к этому вопросу вечером. Дальше про награды говори!
— Ну, тебе Павел Петрович — Георгия четвёртого и третьего класса — за Бабадаг и Варну, Александра Невского за снабжения армии и Андрея Первозванного за мирный договор!
— Господи! Да я же, как паяц какой-то буду, обвешан лентами и орденами-то!
— Не шути, Павел Петрович, так — всё заслужил! Всё честью, умом и кровью заслужил! Вся столица на ушах стоит! Матушка твоя, кстати, очень плакала, как про твои подвиги под Варной узнала — молит тебя слёзно больше в бой не лезть! Наследник ты! Погибнешь, и Россия погибнет!
— Гриша, сам же понимаешь — так надо было! Как бы в глаза Вейсману взглянул и армии его, отправляя их на смерть верную, а сам, значит, в кусты?
— Не военный ты человек, Ваше Императорское Высочество! Как же иначе-то? Нечто самому в каждую дыру лезть?
— В общем, Гриш, дураком ты меня считаешь? Молчишь? И Правильно молчишь. Сам знаю… Ладно, а Вейсману что?
— Ну, ему Святого Георгия второго и первого класса — за Силистрию и Варну, и генерал-аншефа за Варненский поход.
— Эвона — через чин!
— Заслужил. Его иначе как русским Ахиллом, и в России и за границей никто и не называет! Славнейший!
— Подожди, а что тогда Румянцеву-то?
— Андрея Первозванного и почётное прозвание — Задунайский!
— Тоже неплохо! А моему Лобову что дали?
— Георгия четвёртого класса.
— Здорово, порадуется парень! А кому земли и людишек дали?
— Никому — императрица отложила раздачу земель до твоего возвращения, Павел Петрович!
— Забавно… Хорошо, Гриша. Что? — это я гайдуку, который заглянул в комнату.
— Ваше Императорское Высочество! Там господа генералы подошли, вестей ждут.
— Вот, Григорий Александрович — пойдём-ка на раздачу слонов всем потерпевшим за Родину! — присказку эту пришлось разъяснить. А история про индийских царей, даривших отличившимся слонов, так понравилась народу, что слоном стали называть любую награду.
После объявления о наградах был объявлен торжественный ужин-чествование награждённых. Большой праздник, конечно, будет в Петербурге, где и вручат сами награды, которые поручено было сделать лучшим столичным ювелирам — победа действительно была величайшая, но и сейчас требовалось всё это отметить.
Напиваться я и не собирался, скорее надо было дать людям почувствовать победу и отблагодарить их за службу. Конечно, больше прочих был счастлив Вейсман, который опасался, что он может быть наказан за своеволие. Но Румянцев, справедливо приняв мой тезис, что победителя не судят, не стал требовать кары для непослушного генерала. Фельдмаршал признавал талант подчинённого и, по крайней мере, публично радовался за его стремительную карьеру.
Вечер удался. Я произносил здравицы за победителей в войне и старался продемонстрировать свою скромность и уважение, по отношению к своим генералам. По завершении этого пира я уединился в комнате с Потёмкиным.
Сидели мы всю ночь, потягивая хорошее вино и обсуждая изменившуюся обстановку. Григорий божился, что искренне любит мою мать и никакого злого умысла по этому поводу не имеет. Готов отказаться от всех чинов, лишь бы быть рядом с нею. Что ж, я ему верил — мне казалось, я его хорошо знаю, более того, Григорий был моим другом.