Бедный Павел
Шрифт:
Пытаясь разобраться в перипетиях сердечных отношений отца, Алексей наносил визиты к старым знакомцам как своим, так и Артемия Ивановича. Ломоносов был очень рад видеть своего ученика и сразу же пытался загрузить его перспективами обучения в Германии. Это было очень здорово и интересно, но сейчас это всё-таки волновало Лобова во вторую очередь — отца требовалось женить. Если сын уедет на несколько лет за границу, то он может расклеиться, не хотелось бы, да и присмотрят тогда за ним.
К тому же он повстречался и с возлюбленной своего родителя, и та показалась ему очень милой и скромной женщиной, которую
Покойный полковник был человеком небедным и, кроме замка с обширным поместьем в Эстляндии, обладал и деньгами, которые его влиятельные родственники не хотели передавать в руки вдовы и держали её очень крепко. Получить разрешение на брак без согласия родственников покойного мужа для вдовы было совершенно невозможно, да ещё их связи могли воспрепятствовать получению разрешения на брак отца со стороны коллегии, что тоже было необходимо. Проблемно…
Так и не разобрался Алексей до конца, что с этим делать, когда всё началось.
Отец прибежал домой в неурочное время, Алексей для успокоения нервов работал над своим проектом по усовершенствованию артиллерии и не замечал происходящего на улице, но когда Артемий Иванович влетел к нему, то здесь волей-неволей пришлось отреагировать.
— Что, такое, папа?
— Сынок, в городе мятеж! Никита Иванович Панин поднял гвардию и идёт на штурм Зимнего дворца, требуя передать всю власть Павлу Петровичу!
— Господи, что за ерунда? А наследник что?
— Панин раздаёт манифесты от его имени, но…
— Что такое?
— Манифест оформлен неправильно. Я как старый канцелярист — в этом понимаю, а Теплов-то главный канцелярист у Наследника, а он такого бы никогда не допустил. Я боюсь, что манифест может быть подложным!
— Так, папа! Ты сиди дома, никуда не выходи!
— А ты куда?
— Я офицер! Я в город, попробую найти Ломоносова, или кого из корпуса! Надо разобраться, что происходит!
— Сынок! Ты узнай ещё, как у Елизаветы Васильевны дела! Волнуюсь я!
— Конечно, батюшка! Непременно!
На улицах было слишком малолюдно, только бродили группы солдат и какие-то подозрительные личности. Пока они просто шатались по улицам, но само по себе наличие столь значительного числа солдат в городе, без офицеров наводило на горькие мысли. Алексей старался передвигать как можно быстрее, опасаясь негативного развития ситуации.
К сожалению, Ломоносова дома не было. Вдова фон Гольтей была дома и была весьма напугана происходящим. Родственники мужа оказались в числе мятежников и уехали в город, причём заблаговременно вывезя свои семьи. Женщина осталась в большом доме одна. До корпуса было бы слишком далеко добираться, к тому же темнело, а беспорядки всё-таки начинались — солдаты были уже пьяны, и, видимо, скоро их посетит замечательная идея грабить горожан. В общем, Лобов поспешил забрать возлюбленную отца к себе, убедив её взять с собой только самое необходимое, и вернуться домой. Слишком всё непонятно пока.
Вечером началась стрельба, Алексей Лобов серьёзно опасался попасть между молотом и наковальней. Он не верил, что Наследник может начать бунт против матери. Верный сын, что всегда говорил о ней исключительно с уважением и любовью, но вот манифест, который распространял сам Панин — учитель Павла Петровича… Лучше уж дождаться определённости.
Ночью пришлось использовать пистолеты и шпаги. Шайка пьяных солдат и штатских ворвалась в соседний дом, принадлежащий богатому купцу Мальцову. Лобовы услышали истошные женские крики, раздающиеся со стороны соседей, и решили вмешаться. Алексей выглянул на улицу и был поражён до глубины души — город был освещён, но освещён пожарами. Многие дома горели, по улицам носились полуодетые люди, а вот в соседнем доме в окнах мелькал свет фонарей, и раздавались крики и грохот.
Схватив пистолеты и шпагу, в одном расстёгнутом мундире Лобов-младший кинулся на мороз и с удивлением обнаружил, что за ним бежит отец, в накинутом халате, но тоже с пистолетом и шпагой в руке.
— Папа, ты зачем?
— Молчи! Чай я не дворянин! — сын не нашёл что возразить, и двое мужчин с суровыми лицами и обнажёнными шпагами ворвались к соседям. Первым, что увидел Алексей, был пьяный в порванном мундире солдат, деловито тащащий со склада на первом этаже целую кипу тканей.
— Мерзавец! Ты что творишь? — зарычал офицер. Удивление от такого непотребного поведения солдата просто взбесило его, и как он не ткнул негодяя клинком, Лобов и сам не понял. Солдатик тоже впал в ступор, увидев офицера со шпагой.
— Ваше… Ваше высокоблагородие!
— Что ты тут делаешь, олух!
— Я, мы…
— Где офицеры, почему не в казарме?!
— Не знаю, Ваше высокоблагородие! Со вчерашнего дня никого нету! Вина бочку в казарму закатили… Я и…
— Кто в доме ещё?
— Там Матвей, капрал наш, и ещё двое, что нас водкой угощали, а я…
— Так! Сукно положи, сам к дверям! Никого не впускать — не выпускать! Сбежишь, из-под земли достану! Понял меня! — то испуганно закивал, трезвея и понимая, что путей отхода у него немного — либо выполнять команды неизвестного офицера, либо уже окончательно в тати [116] подаваться.
116
Преступник (уст.).
Лобовы начали подниматься по лестнице наверх в жилые комнаты, где женский визг уже переходил в рыдание. В первой же комнате Алексей увидел тёмную фигуру в грязном зипуне, насилующую какую-то женщину в нижней рубахе — не задумываясь, он рубанул человека шпагой, порезав тому хребет — утробный стон насильника был ему ответом. Кивнув отцу на женщину, Лобов-младший бросился во вторую комнату, и там увидел, как этот капрал вместе с мужиком в татарском колпаке жжёт раскалённой кочергой живот полуголого мужчины с огромной бородой.
— Ах! Вы что же творите, подлецы! — с этим криком, Алексей выстрелил из пистолета в мужика. Попал тому в плечо, но тать не упал, а с рычанием, выхватив здоровенный нож, повернулся к нему. Лобов-младший выстрелил в него из второго пистолета, который пришлось бесконечно долго вытаскивать из-за пояса. В голове была полная ясность и спокойствие, которые всегда приходили ему в бою, все движения были чётки и продуманы. Да, пистолет вытягивался долго, но он вполне успел выстрелить в обезумевшее сивобородое лицо с оскаленными гнилыми зубами.