Бедолаги
Шрифт:
— Для начала я должен знать, можно ли тебе доверять.
Затем круто развернулся и пошел прочь, а она смотрела ему вслед, не удивляясь и не разозлившись, она слишком устала, только бы понять, где она находится и как попасть домой. Вокруг многоквартирные дома постройки семидесятых, за ними маленькие домики, выкрашенные в розовый, желтый, голубой. Как сомнамбула она побрела дальше, надеясь добраться до какой-нибудь большой улицы или станции метро. В окне одного из маленьких домиков увидела женщину на кухне — вот, можно и спросить дорогу, но за соседним окном залаяла собака.
Наконец она поняла, что тут совсем недалеко, просто они кругом шли в сторону Кентиш-Тауна. Дойдя до станции метро, где Джим ждал ее несколько часов назад, остановилась. Торговец овощами, собирая с лотка свой товар, поздоровался с нею, и она подумала, что надо бы купить хоть что — то для Якоба на
…Она стояла возле дома, подошла к окну, откуда пробивался слабый свет, но, попытавшись взглянуть через стекло, увидела только себя, как она стоит перед домом, смотрит в окно и руками пытается загородиться от дневного света. Спокойно изучая свое отражение в стекле, она поняла, что видит сон. На звонок никто не открыл, и она почувствовала себя такой дешевкой, знает ведь: бегает за ним, унижается, но тосковала по нему так сильно, что осталась стоять у дома, пока ее не спугнул чей-то голос на верхнем этаже, и тогда она побежала по одной из этих улиц, изгибающихся столь плавно, что поворот распознаешь только потом. Бежала мимо величественных серых домов и вдруг догадалась: это Риджентс-стрит, и вот она в парке, на газон нельзя, его только что засеяли, как объяснил ей старик, державший в руках голубку, но она видела, что трава высока и густа. По этой траве к ней приближалась кошка, и Изабель медленно-медленно пошла прочь, надеясь кошку обмануть, а сама знала, что проснется голая в комнате, залитой ярким светом, и попыталась прикрыть срам рукой.
Она проснулась в постели, рубашка мокрая от пота. Якоб давно ушел. С улицы слышался шум, и, подойдя к окну, она увидела там, где асфальт разбили уже несколько дней назад, маленький экскаватор, а рядом бетономешалку. Солнце светило прямо в комнату. Рубашку Якоба, в которой спала, она скинула через голову — будто коснулась его самого, сходила в душ, оделась.
С чашкой кофе в руке она подошла к окну на первом этаже, открыла раму. Двое мужчин стояли у экскаватора, смеялись, касаясь друг друга загорелыми дочерна плечами, наклонялись над ямой, опять смеялись. Один спрыгнул в котлован, словно провалился выше пояса, выпрямился, поднял лопату. Второй что-то выкрикнул, оживленно жестикулируя, поднял кулаки над головой, одну руку выше другой, стал крутить кулаками — грубое, вульгарное движение, а другой стал шлепать себя по бедрам, по груди — явно с большим удовольствием, и, поскольку они выключили бетономешалку, прервав ее монотонное вращение, Изабель слышала шлепки так ясно, будто прямо над ухом.
Большими глотками она допила кофе, повернулась и увидела на столе план нового бюро, на комоде ключ — ключ Ханны, только к новой двери он бы не подошел, вернись она в Берлин. Книги и документы они там уже запаковали, стеллажи разобрали. «Так что, мне теперь разбирать твои ящики? Ты как себе это представляешь? — Андраш был возмущен и разочарован, что она не прилетела в Берлин ради переезда. — Хоть бы на два дня появилась, ты ведь даже новое бюро не видела!» Договор аренды, присланный Петером по факсу, она подписала соответственно своей доле: треть платы, треть залога, треть прочих расходов. «Можешь дать мне доверенность», — предложил Андраш, но Изабель предпочла дать свою подпись. В конце концов есть Ганс, который следит за квартирой на Вартбургштрассе, он-то и просмотрит договор, все проверит. «Вернейший Ганс», как пытался сказать по-немецки Элистер со своим забавным акцентом.
В ящике стола Андраш нашел старые фотографии, сделанные Алексой. «Я сунул их в конверт и запаковал вместе с какими-то книгами. Говоришь, снимки Алексы?» — «Ну да, а чьи же еще?» — раздраженно ответила Изабель. Ключи. Фотографии. Нет, она не станет его
А там Джим. Двое рабочих смотрят на него так, будто он здесь главный. Один, пониже ростом, заметил медленно приближающуюся Изабель, и Джим тоже повернул голову — взглянуть, что происходит за его спиной. Изабель вышла из тени платана, словно ее движения — часть игры света на асфальте, и каждое дуновение ветерка создает новый узор, стирая старый. Джим повернулся к ней всем телом, широко расставил ноги и сказал что-то рабочим, те засмеялись. Как в кино, как в заранее отрепетированной сцене шла она вперед и знала, что подчинится ему сразу, позволит обнять и поцеловать в губы. Юбка была коротка, и порыв ветра задрал ее кверху, и рабочие опять засмеялись, а тот, который пониже ростом, наклонился, и голову вбок, и заглянул под юбку. Будто руками ухватился! Охваченная яростью Изабель широким шагом двинулась прямо на рабочего, глядевшего на нее с изумлением, и залепила ему пощечину. Звук этой пощечины ошеломил Изабель. А Джим, молниеносно оказавшись за ней, схватил ее сзади. Второй рабочий согнулся от хохота, а первый, обиженный, не знал, как себя вести — то ли тоже посмеяться, то ли потребовать извинений.
— О'кей, ты заслужила поцелуй, — заявил Джим и сжал ее так крепко, что Изабель застонала, и просунул колено между ее ногами.
Тот, с пощечиной, подошел ближе, ухмыляясь. В ней снова взыграла ярость, она попыталась рвануться в его сторону, но сама прижималась к Джиму.
— Оставь, — махнул рукой рабочий, — это ж твоя телка.
Джим ослабил хватку, положил левую руку ей на грудь со словами:
— Ага, только она слушаться меня должна.
И мял ее грудь, сдавливал и мял. А потом тихо отвел Изабель в сторону, к краю котлована. Рабочие подхватили свои лопаты и майки, пакет с двумя бутылками пива и убрались восвояси. Джим не выпускал ее, притирался к ней сзади, а она смотрела вниз, где в луже воды валялись три дохлые крысы, такие же грязные, как эта вода. А рядом — кошка с выпущенными кишками, вонючая кошка, и шерстка светится в темной яме. Джим встал рядом, вгляделся в ее лицо, а потом взял длинную палку, подцепил кошку за шею и вытащил сантиметра на два из воды. Видно было глаз с засохшей кровью, видно было, что брюшко прогрызли крысы, но еще было видно, что сдавлен череп. Кто-то бросил ее в котлован, в грязную лужу.
— Они забросают яму песком и закатают асфальтом, — сказал Джим. — Хочешь помолиться — давай прямо сейчас. — Со скучающим видом он ковырял носком ботинка наваленный кучей песок. — Видела голову? Удар что надо. Валялась, наверно, пару дней в другом месте, а то бы крысы давно ее сожрали.
Ветерком до нее донесло вонь из ямы. С дерева слетела — влет, скорее рухнула — чайка, с резким, злым криком коснулась асфальта рядом с ними, полетела вверх, затем повторила свой маневр еще быстрее, но неудачно: Джим, отгоняя, стукнул ее палкой, и чайка почти вертикально поднялась в воздух, унеслась. Изабель громко икнула. Джим взял у нее из рук ключи, теплые и влажные, как ее ладонь, сунул палец в колечко, поводил связкой перед ее лицом:
— Через пару дней я отваливаю.
Она стояла бледная, пытаясь справиться с приступом тошноты.
— Я уезжаю, усекла? — И Джим развернулся, пошел к ее двери, выбрал нужный ключ и открыл замок. — Иди сюда, — добавил он спокойно, ступил на порог и подождал ее.
Как будто знал, что Якоба нет дома. «А если бы и не так? — подумала Изабель. — Вот оно, поражение. Якоб не способен к борьбе. Укрывается, чувствует себя в безопасности».
Джим прикрыл и запер дверь, спрятал ключ в карман. На лестничных перилах белым флагом свисала рубашка Якоба.
— Вот дерьмо, — неизвестно почему выругался Джим.
Позвонил телефон, но он не велел ей подходить. Включился автоответчик, и оба они услышали приветствие, записанное Изабель, и дыхание звонившего. Андраш, поняла она сразу. Это и правда был Андраш. Обратился к ней по имени, потом помедлил и продолжил: «Соня беременна. Вот что я тебе хотел рассказать». У Изабель выступили слезы на глазах. Джим с любопытством за ней наблюдал, а потом повернулся и пошел вверх по лестнице. Принялся осматривать начиная с верхнего этажа, со спальни, и донизу. Изучил всю мебель, держа руки в карманах и тем показывая, что ничего не касается. Как ребенок, который послушно пошел с родителями в гости и страшно скучает, но все-таки на чужую жизнь взглянуть любопытно. Вид у Джима был мрачный, будто сорвался какой-то его план. Вытащил ключи из кармана и крутил в руках.