Бег в золотом тумане
Шрифт:
Но Юрка уже не слышал, его душа опять легкомысленно ускакала в поисках новой телесной оболочки.
Наблюдающие за нами подручные Учителя, вдруг загалдели и бросились с промплощадки вниз. Через несколько минут они вернулись, ведя караван ишаков, груженных лесом и железом.
– - Во дают!
– - с трудом ворочая языком, восхитился опять пришедший в себя Житник.
– - За... три часа...туда -- обратно. И ведь... все это... надо было собрать по дощечке... навьючить. Ударники каптруда, вашу мать!
– - Торопятся, золото в
– - Надо что - то делать! Как ты?
– -Нормально...
– - А я ног уже не чувствую. Ступни -- как отрезало. И голова сейчас лопнет.
– - Вряд ли... Она же чугунная.
– - Довыпендриваешься...
– -Уже...
Я не успел договорить. По неуловимому знаку Учителя к нам бросились люди, быстро сняли со столбов, бросили на землю.
– - Ну вот, "и как Христа, его сняли с креста". Давай полежим, отдохнем; обедом, вроде, еще не пахнет, -- продолжил я, повернув к Юрке гудящую голову.
– - Ты не злись на меня! Если бы я не уважал тебя, то есть, некоторые твои качества, я и в сторону твою не посмотрел бы...
– - А мне твое уважение на хрен не нужно. Ты на меня свою "рубаху надеть" хочешь, но силёнок не хватает!
– - тихо ответил он, отчужденно глядя в небесную синеву.
– - Я давно знаю, что тебе по душе "одёжка от Резвона "! Житник пропустил мимо ушей последнюю фразу, возможно даже и, не поняв, о чём я ему намекнул. Его волновали "старые раны":
– - Слушай, Чернов, давно хотел тебя спросить, как там твоя Ксения поживает?
– - Я мало что знаю. В 1989 - ом замуж вышла и уехала на Алтай, в родное село к брату Валерке. Дочку родила. Назвала Ксюшей. Не ухмыляйся! С фантазией у неё никогда не было проблем. Наверное географический центр Евразийского континента не пошёл ей на пользу. В 1991 году умер брат. С мужем разошлась. Не смогла найти нишу для своих амбиций и запила на всю катушку. Она всегда с нами, мужиками, наравне употребляла. Муж - мягко говоря, покинул её, не поняв до конца, как и я, за что полюбил... Сын рассказывал. Он к ней ездит каждый год. Выслушав меня, Юрка спросил:
– - Радуешься, наверное?
– - А чего радоваться? Рядом с ней всё горит... Она мне жизнь испортила, теперь сын с ней мается. Сестренка в школу в этом году пойдёт... Накупил ей всего! Заботится...
Житник подвёл черту:
– - Не любила она тебя. И вышла замуж за твою квартиру, факт! И всегда хотела сама по себе быть. Она тебе рога отрастила, будь здоров!... Я-то всё знаю!
С Мишкой, студентом кучерявым из Львова, на виду у всех крутила! Ты только не замечал... Карандаши грыз, над картами корпел, весьтушью цветной измазанный. А она ему у родника, не поверишь, из голубенькихнезабудок веночки плела! А потом с ним в город уехала.Провожать. Ты сам ее отпустил. И три дня они из постели не вылезали. Я к тебе на квартиру тогда приходил. И идиллию эту лицезрел...
А потом с дружком твоим закадычным и собутыльником любимым Игорьком Горбунковым... Прямо в маршруте, в траве некошеной... Их Федька Муборакшоев видел...
В бинокль с другого борта ущелья. Говорил потом, зенками блестя и слюну сглатывая: "Высший пилотаж! В кино такого секса не увидишь! Чуть окулярами себе глаза не выдавил! "
– - Слушай. Юр! Мне, конечно, больно все это слушать. Не вспоминать, а слушать. И знаешь почему? Ты
– - Давала, не давала...
– - огрызнулся Юрка, -- Кончай, вон Наташка и подруга твоя от ручья идут.
– - Опять бодаетесь?
– - улыбнулась Наташа, присев с Лейлой на корточки рядом с нами. Всем своим видом она хотела показать, что взяла себя в руки.
– - Да так... В меру сил... Просто вспомнили, как в былые годы Юрик проказничал.
Понимаешь, дурная привычка у меня была, -- я в задумчивости карандаши грыз, скрипя мозгами над картами и планами штолен. А он, Сатир местного замеса, издевался надо мной: Для смеха обглоданные концы перцем красным натирал. Ночью, под одеялом. Потом вся партия ржала, гримасы мои наблюдая...
– - поведал я девушкам историю с ностальгической улыбкой. И тут же,
пропел:
– - Ты так красива, милая Лейла. И не рифмуются с тобою "Рожки", пока хожу Я по дорожке! Пока я жив, "этого" не повторится, мотай на ус, Жорж!!!
Минуту спустя, из штольни вылезли Бабек с Сергеем. Подошли к нам, уставшие, но полные решимости достойно вынести все испытания. С помощью девушек они посадили нас на землю.
– - Как жизнь? Бьет цепями по ногам, задевая голову?
– - похлопав меня по плечу,
спросил Кивелиди.
– - Ты, Серега, и не представляешь, какие нам жизнь преподносит подарки, -- сказал я, растирая появившиеся на голенях багрово-красные рубцы.
– - Я еще смогу насладиться жизнью. Если захочу. И, может быть, не раз!
Подошел доцент и дополнил:
– Последующие нарушение режима и неуставные отношения будут караться строже. Подвешенных рабов будем сечь плетьми! И, пожалуйста, не надо умничать! О Женевской конвенции я знаю, но это не про вашу честь!
– - Мы вам верим! Товарищ!
– - сказал я, преданно глядя ему в глаза. Глубина и стойкость Ваших принципов, нас восхищает! Ваша последовательность в претворении их в жизнь будоражит! Вы настоящий Учитель! С большой буквы. В знак благодарности за Ваши уроки, я готов в свободное от каторги время сделать Вам учебные пособия для Ваших будущих учеников -- гильотину и дыбу в натуральную величину! С их помощью Вам легко будет сеять "разумное, доброе, вечное"...
– - Вы много говорите, а работа стоит. А насчет дыбы я подумаю... Хорошая идея...
Сказано это было спокойно и без иронии, что ещё более угнетало и заставляло призадуматься. Через некоторое время мы с Юркой смогли встать на одеревеневшие ноги и приступить к приему пищи "А ля Фатима". Но мы не привередничали. Хорошая кулинария требует полета мысли, а какой может быть полет в неволе, особенно у объятых страхом женщин?
– - Ты не говори с ним больше, -- тревожно глядя мне в глаза, попросила Лейла, как только мы закончили трапезу.
– - Он злой на тебя. Он -- начальник здесь, а ты хочешь быть умнее.