Бег в золотом тумане
Шрифт:
Особенно изощрялась белобрысая. Худая, как маркшейдерская рейка, кирпичом в нее не попадешь, не то, что мужским достоинством! Я каким-то чудом панику преодолел, изловчился, выбросил руки назад и успел зацепиться за трубу парового отопления. Они пыхтят, как паровозы, падают на меня поочередно, а я извиваюсь, ногой пытаюсь в их наглые морды попасть...
Но когда одна из баб, в три обхвата, на меня упала, моей Свободе пришёл конец! Придавив меня коленками, они оторвали мои руки от трубы, засунули их в мешок, застегнули его на молнию и потащили
Когда мешок расстегнули, я огляделся и понял, что нахожусь в
кернохранилище. Вынули они меня, положили на тряпьё, между высокими, под три метра, стопками ящиков с керном. Рейка бутылку откуда-то достала, налила стакан водки, и вылила мне в горло. А жиртрест задрала юбку, села на меня без нижнего белья чуть ниже живота и начала ёрзать. Я лежу, как столб. А она мне говорит:
– - Суслик! Ну что ты капризничаешь? Давай сам, а то Ленка, тростиночка наша, ленточкой яички твои перевяжет...
И, продолжая двигаться, ждёт, когда я, наконец, пойму безысходность своего положения. Центнер на мне трепещет, тощая за ноги держит и приговаривает: "Давай, милый, давай".
Делать нечего! Стал я ей подыгрывать тазом... Она расцвела, глаза прикрыла:
"Хорошо, миленький, хорошо", -- говорит. А я ногами в стопку ящиков
уперся и, в такт ее движениям, стал их раскачивать. Когда с меня начали
стаскивать нижнюю часть туалета, я толкнул посильнее эту шаткую стопку, она накренилась и с грохотом на нас повалилась. Ящики с
керном -- полтора на метр, весом килограммов пятьдесят-шестьдесят каждый! Хватило на всех! Но я в позиции снизу был. Переждал канонаду, как в блиндаже под этой теткой. Контузило совсем немного...
Вылез из-под завала, смотрю, а третья-то -- ничего девочка! Сидит -- ладненькая такая, с ямочками на щеках, -- и улыбается. Пьяно чуть-чуть, но в самый раз, Узнал ее сразу. Из какого-то текстильного городка в бухгалтерию нашу приехала.
Тут под ящиками Центнер с Рейкой застонали, но не от боли, это я сразу определил, а от досады. Я поправил ящики, чтобы они не скоро вылезли, отряхнулся от пыли, взял девушку за руку и пошел с ней на пленэр...
А там, я скажу вам, такая красота! Гости все уже по углам расползлись,
тишина кругом природная, сверчками шитая. Речка трудится, шелестит на перекате, луна вылупилась огромная, нами любуется. А девица повисла на мне, прожгла грудь горячими сосками, впилась в губы. Упал я навзничь в густую люцерну, в саду персиковом для баранов Вашуровских саженую, треснулся затылком о землю, и забыл совсем и о супруге, и о сыне семимесячном, и о вчерашнем своем разговоре с друзьями о верности семейной...
Утром пошел Виталика искать. Нашел в беседке чайной на берегу
Кафирнигана.
А начальник партии потом посмеялся надо мной, налил стакан водки и
приказал выдать новый мешок... Меховой.
Так что ты, Леха, готовься. На мясо, главное, налегай! Наверняка
Фатима придет к тебе под утро. Задабривать...
– - Пусть приходит, -- бодро ответил Суворов под общий смех.
– - Разберемся!
– - Врет он все...
– - усмехнулся Житник.
– - Про персиковый сад и люцерну. Мне Сосунок рассказывал по-другому. Это он с молодкой в клевере валялся. А Черный всю ночь подушку обнимал и так надолго расстроился, что Виталик целую неделю посылал буровиков на него поглядеть. "Если хотите увидеть, что такое Черная зависть, идите к Чернову и спросите, правда ли, что новенькая бухгалтерша умеет заниматься любовью?" -- говорил он им,
десятый раз, рассказывая о своих кальтучских похождениях.
– - Ты прав, Юрий!
– - великодушно улыбнулся я в ответ.
– - Я кое-что
прибавил, каюсь. Голая правда сильно отличается от голой женщины...
Особенно в привлекательности!
– - Заливать ты мастак!
– - сказал Лешка, усаживаясь удобнее.
– - И не стыдно тебе перед Лейлой?
– - Нет, не стыдно, -- ответил я.
– - Все эти сказки из другой жизни. Очень и очень древней жизни... А Лейлу сравнивать я ни с кем не буду! Она единственная, кто мне сегодня дорог больше жизни!
***
А в это время Абдурахманов сидел в скалах прямо над лагерем обидчиков и пересчитывал людей Кивелиди.
– - Раз, два, три, четыре...
– - считал он вслух.
– - Семь мужчин, четыре женщины и ни одного автомата... Даже не интересно...
– - Есть у них автоматы под спальными мешками, есть!
– - убежденно прошептал Хирург, лежавший справа от Тимура.
– - Надо этих хапуг прямо отсюда мочить! Подходить опасно...
– - Но тогда вам придется отжевать друг другу уши...
– - усмехнулся Абдурахманов.
– - А я совсем не этого хочу... Я хочу увидеть, как они умирают, хочу смотреть им в глаза вот как тебе сейчас!
И посмотрел на Хирурга так, что тот моментально съежился и подался в
сторону.
– - Тогда, командир, давай, я обойду их справа, -- предложил Сафар, только что отдышавшийся от бега по горам.
– - Подползу по ручью и залягу рядом... А Хирург, пусть заходит слева. Тебе, наверное, не все нужны живыми. Покажи, кого сразу шлёпнуть можно. Для паники их сразу кончим...