Бегемот
Шрифт:
Судя по разговорам, никого особо не волновало, вступят османы в войну или нет. Германцы были уверены в себе и своих союзниках-австрийцах.
У высшего командования взгляды с этим, понятно, могли и не совпадать.
Неожиданно слух Алека уловил английскую речь. Обернувшись, он увидел, как между столиками, чего-то домогаясь, пробирается странный тип, вызывая в ответ на свои речи лишь недоуменное пожатие плеч. Одет этот тип был в видавшую виды куртку и сплющенную шляпу, а на шее у него висел складной фотоаппарат. На плече, таращась буркалами
Дарвинист? Здесь, практически на германской территории?
— Прошу прощения, джентльмены, — умоляюще обратился он, поравнявшись со столиком Алека. — Никто из вас, часом, не говорит по-английски?
Алек слегка растерялся. Акцент у этого человека был не вполне знакомый, да и на англичанина что-то не похож.
— Ну я, — сказал-таки Алек. — Немножко.
Человек, просияв, распростер руки словно для объятия.
— Шикарно! Я Эдди Мэлоун, корреспондент «Нью-Йорк уорлд»! Ничего, если я задам вам несколько вопросов?
•ГЛАВА 20•
Человек, не дожидаясь приглашения, сел и, щелчком пальцев подозвав официанта, потребовал кофе.
— Он сказал «корреспондент»? — скороговоркой спросил Бауэр по-немецки. — Разумно ли это, Фриц?
Алек кивнул: возможность самая подходящая. Работа иностранного корреспондента здесь, в Османской империи, в том и состоит, чтобы вникать в тонкости окружающей политики, интриг и подковерной борьбы великих держав. А беседовать с Мэлоуном куда безопасней, чем выуживать по крупицам невнятные домыслы какого-нибудь баварца, который к тому же может раскусить принца по аристократической манере выражаться.
Когда репортер усаживался, несколько человек за столиками лишь мельком на него оглянулись. На улицах Константинополя можно увидеть зрелища куда экзотичнее, чем лягушка-фабрикушка.
— Не знаю, чем можем быть вам полезны, — замялся Алек. — Мы сами здесь недавно.
— Не волнуйтесь, мои вопросы не будут чересчур сложными. — Репортер извлек потрепанный блокнот. — Вызывает интерес то, что нынче именуется словом «mekanzimat» — все те новые объекты, что немцы воздвигают в Стамбуле. Вы приехали по работе или как?
Алек откашлялся. Человек, конечно же, принял их за германцев. Австрийский акцент определенно не различить ни журналисту, ни его лягушке. Что ж, не поправлять же его?
— Вообще-то мы не строители, мистер Мэлоун. В данный момент мы просто путешествуем. Любуемся видами.
Глаза Мэлоуна цепко прошлись по Алеку и остановились на феске, что лежала рядом на стуле.
— Я вижу, вы даже успели сделать кое-какие покупки. Забавно, право. Мужчины призывного возраста путешествуют в военное время!
Алек про себя выругался. Вранье никогда ему не давалось; притворяться туристом вовсе абсурд, когда каждый житель Европы на учете у военных. Мэлоун, возможно, думает, что они дезертиры или шпионы. Что ж, элемент интриги здесь не помешает.
— Скажем так: наши имена вам знать необязательно. И без фотоснимков, с вашего позволения, — добавил он, указав на фотоаппарат.
— Пожалуйста. Стамбул полон анонимов.
Репортер дежурным движением почесал под подбородком свою лягушку.
— Я полагаю, вы прибыли на экспрессе?
Алек кивнул. Не говорить же ему, что они прибыли по воздуху. «Восточный экспресс», как он знал, ходит прямым рейсом из Мюнхена в Константинополь.
— Поезд, небось, переполнен рабочими?
— Возможно, там и было тесно, но мы ехали в отдельном купе.
Вот черт! Ну почему всегда вылезает наружу, что он богат?
— Значит, вы не разговаривали ни с кем из тех, кто работает на башне беспроводной связи? Так?
— На башне связи?
— Ну да. Той, которую вы, немцы, возводите на скалах к западу отсюда. Говорят, особый проект для султана. Огромная, при ней даже своя электростанция.
Алек глянул на Бауэра: достаточно ли капралу тех английских слов, каких он набрался на «Левиафане», чтобы ухватить суть беседы? Электростанция для башни связи? Пушке Теслы тоже требуется собственная электростанция!
— Боюсь, нам об этом ничего не известно, — осторожно сказал Алек. — Мы в Константинополе всего два дня.
Мэлоун посмотрел с лукавинкой, будто услышал от собеседника тонкую шутку.
— Видимо, недостаточно долго, чтобы начать звать его Стамбулом, — съязвил он.
Алеку вспомнились слова доктора Барлоу о том, что у местных жителей в ходу другое название. Хотя в гостинице служащие восприняли это без особых эмоций. «Да зовите этот город как хотите, — сказали они. — Мы сами его толком не знаем».
— Получается, вы все еще не были в бухте и не видели там новых боевых кораблей султана?
— Каких таких кораблей?
— Два броненосца, только что переданные немцами османам. — Мэлоун прищурился. — Вы их не видели? Эти корабли трудно с чем-то спутать.
— Нет, ни в какой бухте мы не были, — с глухим раздражением сказал Алек.
— Вы не были в бухте? Но ведь город, к вашему сведению, стоит на полуострове. Разве «Восточный экспресс» въезжает в Стамбул не через мост?
— Наверное, да, — натянуто ответил Алек. — Но мы тогда очень устали. К тому же это было глубокой ночью.
Зараза-интервьюер опять чему-то усмехнулся, ну просто сладу с ним нет! Сейчас, поди, скажет, что их приезд пришелся на полнолуние или что «Восточный экспресс» прибывает исключительно в светлое время суток. Какая, в сущности, разница? Он все равно не поверил ни одному слову. Быть может, время сменить пластинку?
— Странно, что вы здесь с этой штуковиной, — вильнул Алек, указывая на лягушку. — Я и не знал, что османы позволяют у себя в стране держать дарвинистских страшилищ.
— А вы умеете менять тему, — со смехом ответил на это репортер. — Я без Ржавки здесь и шагу не делаю. У нее память куда лучше, чем у меня.