Беги, если сможешь
Шрифт:
Сержант Крукшенк — она попросила называть ее просто Эми — рассказала мне еще кое-что. У них не было записей о пропавших девушках по имени Ива. На всякий случай они проверили всех пропавших, кто подходил под ее описание, но это тоже ничего не дало. Мне не удалось расспросить о ней Робби — он мог знать что-то еще, что позволило бы ее найти. Я понимала, что он спросит, почему столько лет спустя я вдруг заинтересовалась этой историей.
Разумеется, мне хотелось узнать, были ли у Аарона другие жертвы, кроме того, меня терзало ощущение, что я подвела Иву: может быть, из-за
Я решила разобраться во всем утром и проснулась с ясной головой и твердой уверенностью: мне нужно вернуться в Шониган. Я плотно позавтракала, выпила немного кофе, чтобы не перегружать нервы, и отправилась в путь, чувствуя себя абсолютно спокойной и собранной. Я поговорю с офицером Филлипсом и навещу брата, если он будет дома. На мой звонок он не ответил. От нескольких вопросов вреда не будет. А если и эта поездка ничего не прояснит, я переверну страницу и буду жить дальше.
На этот раз у дома Стива Филлипса был припаркован синий грузовичок, хозяин которого переносил рыболовные снасти в гараж. Услышав шум моей машины, он обернулся. Я подошла к нему. Это был высокий, сутулый, седой мужчина. О его полицейском прошлом говорила короткая стрижка на военный манер и густые усы. На ветровке его была нашита эмблема королевской полиции. Пусть он и ушел на пенсию, но офицером от этого быть не перестал.
— Я могу вам чем-то помочь?
— Надеюсь. Меня зовут Надин Лавуа, я выросла в Шонигане.
— И?..
— Может быть, вы мне поможете. У меня есть несколько вопросов насчет мальчика, который погиб в горах в конце шестидесятых. Его звали Финн.
Он присел на бампер, словно его вдруг покинули силы.
— Помню этот случай. Такое не забывается. А почему вы спрашиваете?
— Я в то время жила в коммуне.
Он прищурился и оглядел меня.
— Что-то я вас не узнаю. А когда вы жили в Шонигане?
— Мне тогда было всего тринадцать. Мы жили там с матерью и братом, Робби Джегером. Он по-прежнему здесь живет, а я переехала.
Я надеялась, что он знает Робби, но если и так, он не подал виду.
— Так что вас интересует?
Пока я говорила, он закончил разгружать грузовик. Когда я рассказывала, как Аарон отвел меня к реке и что там произошло, он остановился. Я излагала только факты, без подробностей, но все равно это было нелегко. Подхватив переносной холодильник и удочки, он жестом велел мне продолжать. Лицо у него было сосредоточенное. Наконец я умолкла.
— Пойдемте в дом, — сказал он. — Становится холодно.
У него оказался чистый и опрятный дом, но было совершенно ясно, что здесь живет холостяк: коричневые кожаные стулья, кухня из нержавейки — все здесь словно излучало мужскую энергию. В гостиной он подбросил дров в камин и пригласил меня присесть. После холодной улицы было приятно оказаться в тепле. Пока он ворошил золу, я смотрела, как за окном густой туман спускается на темное
Покончив с камином, он сел напротив и, опершись локтями о колени, наклонился ко мне. Когда он заговорил, голос его звучал хрипло, почти сердито.
— Это я нашел тело мальчика. Родители все повторяли, что теперь он в лучшем мире. — Он помолчал мгновение, плотно сжав губы. — Со всеми ними было что-то не то. Особенно с Аароном. Мне казалось, что он имеет какое-то отношение к пропаже мальчика, но нам ничего не удалось доказать. Некоторые члены коммуны подтвердили его показания.
— А вы помните, кто именно?
Он откинулся на спинку кресла и поднял взгляд в потолок.
— Имен сейчас не вспомню. Один из свидетелей сказал, что видел, как какая-то женщина танцевала с мальчиком на руках, а потом ушла с ним куда-то. Но потом он сказал, что обкурился и все перепутал.
— Вы считаете, что кто-то велел ему взять свои слова обратно?
— Это возможно.
— А как его звали?
— Левий.
Я молилась, чтобы он не назвал имя Робби, но этот ответ меня тоже потряс.
Заметив мое выражение лица, он спросил:
— Вы что-то хотите добавить?
— Нет. — Я задумалась. — Я плохо помню то время, но Левий очень дружил с моим братом. Странно, что я этого не запомнила.
— Он сразу же отказался от своих слов.
— Вы считаете, они скрывали что-то насчет смерти Финна? Вы думаете… — Я откашлялась, чувствуя, как от внезапно нахлынувших чувств сдавило горло. — Вы думаете, что его убили?
— Нет, следов насилия не было. Он умер от переохлаждения. У его родителей был еще один ребенок — его забрали социальные службы. Я все думал, что с ним стало.
Мы помолчали, после чего он продолжил:
— Мы подозревали, что они выращивают марихуану, но не нашли никаких улик.
— Они и правда выращивали марихуану. Поэтому и не сразу заявили в полицию. Боялись, что вы будете обыскивать территорию.
Он покачал головой.
— Мы поняли, что они избавились от всего, но не нашли кострищ или чего-то в этом роде. Так до сих пор и не знаю, как им это удалось.
Я задумалась.
— Странно. Я тоже не знаю, что они сделали. Всех детей тогда отправили спать. Я переживала за Финна, все думала, как он там один. Аарон повторял, что наши позитивные мысли его вернут.
— Родители у него были идиоты, но хуже всего было то, что они слушали Аарона.
— Он был очень умелым манипулятором. Поэтому меня и беспокоит то, что происходит в центре. Могут быть и другие жертвы.
— Дела о сексуальном насилии всегда сложно расследовать — особенно если речь идет о таком известном человеке. Этот центр сейчас очень популярен. У них много спонсоров, и там крутятся большие деньги.
— Я понимаю.
Он пристально посмотрел мне в глаза, словно проверяя мою решимость. Я не отвела взгляда, но понимала, что он прав, и вновь спросила себя: как далеко я готова зайти?
— С тех пор как они переехали, я продолжаю за ними следить, — продолжал он. — В девяностые годы две сестры заявили, что он их домогался. Делом занимался мой коллега.