Беги, Люба, беги!
Шрифт:
— Это у тебя? — взволнованно спросила я. Ферапонтов покачал головой, и внутри у меня все похолодело. Неужели все было напрасно? — Где?
Я ждала ответа в таком напряжении, что взмокли ладони.
— У того, кому вы велели передать. У Валерки Мытарина.
— Да? — глупо переспросила я и рассмеялась от облегчения. — Правда?
Жизнь вдруг показалась замечательной штукой, даже несмотря на то, что шевелиться было пребольно и на запястьях звенели наручники.
— А куда мы едем? — спросила я, когда разум возобладал над чувствами. — Коля, я не могу в город. Меня там ищут! Везде. И дома; и у знакомых.
—
Мы подъехали к городу, впереди был пост ГАИ. Коля свернул на размытую грунтовку, уходящую в лесную темень. Метров через пятьдесят «Нива» приткнулась к кустам, он заглушил мотор, кинул ключи на сиденье и вылез.
— На этой машине нам в город не въехать, — заявил, открывая мою дверцу, — придется дальше пешочком.
Новость поставила меня в тупик. Идти я не могу. Во-первых, потому что болит колено, во-вторых, потому что я босая. Обувь осталась в прихожей, там, где меня застукал Бес. Правда, теперь и от прихожей мало чего осталось. Пока я растерянно моргала на Ферапонтова, он решил проблему просто: снова сгреб меня в охапку и без разговоров припустил через лесок. Мне было неловко, да и Колю было жаль, поэтому я помалкивала, цепко держась за богатырскую шею. Сосед шел ходко, хорошо ориентируясь в потемках. Минут через пятнадцать мы вышли к дороге, а еще через пару минут подошли к бензоколонке. Коля сгрузил меня возле куста, подальше от фонарей и исчез. Не успела я оглядеться вокруг, как рядом притормозил старенький потрепанный «Москвич». За рулем был Ферапонтов. Не переставая изумляться, я устроилась рядом.
Выяснить по дороге, почему Коля замашками стал больше походить на Рэмбо, чем на самого себя, я не успела. Машина протарахтела до улицы Королева, повернула к универмагу и встала. Ритуал повторился: ключи на сиденье, меня на руки. Пройдя несколько двориков, мы оказались на Донской улице, в квартале аккуратных четырехэтажных домиков. Район был тихий и богатый, было любопытно, к кому мы приехали в гости. Коля решительно вошел в подъезд крайнего дома и поднялся на второй этаж.
— Пришли! — сказал он, поставил меня на ноги и достал ключи.
Квартира была большая, с дорогой современной обстановкой. Но почему-то казалась холодной и нежилой, словно тот, кто делал здесь ремонт и расставлял мебель, ничуть не беспокоился об уюте. Пока я, переминаясь на коврике, оглядывалась по сторонам, Коля скрылся в одной из комнат.
— Надо наручники снять... Сейчас! — Достав инструмент, он в два счета открыл браслеты. — Да вы замерзли совсем! — вдруг удивился он, ощупывая мои пальцы, потом глянул вниз и крякнул: — Вы же простудитесь! — Звучащее в его голосе негодование позволяло думать, что я ради собственного веселья бегала по холоду в одних чулках. — Надо коньяка выпить!
— Нет уж, — отмахнулась я, — не хочу никакого коньяка. У меня и без него ум за разум заходит!
Ферапонтов нахмурился и, скрываясь в одной из комнат, отрезал:
— Надо! Вы в меня пилюли совали — я молчал!
В общем-то, он был прав — ноги у меня совершенно заледенели. Рядом стоял широкий бархатный пуфик, я села и потянулась к окоченевшим ступням. Взгляд упал в угол, и я тихо удивленно ойкнула. «Отдаю тебе свою любовь!» — призывно алело атласное сердечко.
— Вот, надевайте! — Коля продемонстрировал пару носков запредельного размера.
— Спасибо, — промямлила я, отчаянно борясь с приступом любопытства. — А поменьше нет?
— Нет.
Что ж, по крайней мере, женщин здесь не водится... Пока я об этом думала, Коля опустился на корточки и принялся растирать мои ступни с таким усердием, что я едва не свалилась с пуфика. Потом помог доковылять до комнаты, усадил на широкий полукруглый диван и ушел на кухню. Вернулся с коньяком и порезанными на дольки лимоном и яблоком.
— Пейте! Врачи рекомендуют!
Кое-как осилив рюмочку, я устало откинулась на мягкую спинку. За окном светало, у меня уже и правда в голове все мешалось, но кое-что выяснить я должна была.
— Слушай, — едва ворочая внезапно отяжелевшим языком, заговорила я, — мне надо у тебя спросить...
— Обязательно отвечу на все вопросы, — отозвался Ферапонтов голосом психиатра со стажем, — только завтра. А сейчас — спать! Спать, спать.
— Нет, сейчас! — я предприняла решительную попытку сесть.
— Не понимаю, — согласился Коля. — Вы и сами уже ничего не понимаете... Сейчас согреетесь и уснете... Вам обязательно надо поспать!
Но я тоже упорствовала. Он недовольно покачал головой и сел рядом.
— Тихо! Любовь Петровна, так нельзя, вы не спите вторые сутки... — уговаривал он меня, словно маленькую. — Будьте умницей.
— Нет, нам надо поговорить! — упрямо твердила я. — Мне надо это рассказать. Меня правда хотели убить. Знаешь, кто? — Я заплакала и засмеялась одновременно. — Олег! Честное слово. Он все знал! С самого начала.
Ферапонтов смотрел на меня почти с отчаянием:
— Не надо сейчас об этом! Пожалуйста, Любовь Петровна!
Но я не могла остановиться. Давясь словами, все говорила и говорила о том, что сегодня узнала. Наконец я взвыла и принялась колотить кулаками по просторной груди соседа. Он кротко вздохнул, перехватил руки и, придвинувшись ближе, крепко прижал меня к себе. Подергавшись еще минутку, я обмякла и заревела. А он качал меня, баюкая, словно младенца, и, гладя по плечу большой теплой ладонью, обещал, что все будет в полном порядке.
Я проснулась по той же самой причине, по которой просыпаются миллионы граждан, — мне хотелось в туалет. В комнате было светло. Кое-как спустив ноги с дивана, я поморщилась и опустила глаза вниз. Сон как рукой сняло: ни юбки, ни блузки на мне не было, была только чужая футболка, вполне подходящая вместо платья. Оглядевшись, я увидела, что одежда аккуратно висит на спинке стула. Ничего себе!
Встать оказалось не так-то просто: коленка раздулась чуть не вдвое и при этом болела. Придерживаясь за стены, я осторожно двинулась к двери. В коридоре меня ждал сюрприз, поначалу здорово перепугавший: под входной дверью лежал здоровенный длинный тюк, при ближайшем рассмотрении оказавшийся спальным мешком с Ферапонтовым внутри. Позабыв о срочной надобности, я какое-то время пялилась на него, размышляя, что, видимо, Коля не так уж и уверен в нашей безопасности. Бедняга постанывал во сне. Наверно, намаялся, таская меня на собственном горбу.