Беги, Люба, беги!
Шрифт:
— Игорь Федорович! — гаркнула я в окошко. — Спасибо, что дождались...
Игорь Федорович аж подпрыгнул, выронив газету. Потом сердито нахмурился.
— С ума, что ли, сошла? Разве можно так людей пугать?
— Извините, пожалуйста... — торопливо забормотала я, решительно плюхаясь на сиденье. — Только давайте поедем быстрее! Я сильно опаздываю!
Христенко перекинул газету назад и завел мотор.
— Случилось, что ли, чего?
— Нет... Но я очень тороплюсь!
— Да? — хмыкнул он. — Насколько «очень»?
—
— Ага! — кивнул Игорь Федорович, кидая короткий взгляд на часы.
И мы... понеслись.
Когда машина остановилась, я осторожно приоткрыла один глаз и скосилась в окошко. Мы находились во дворе моего дома.
— Все? — тонким голоском спросила я и закашлялась.
— Все, — отозвался Христенко. — Извини, опоздали на одну минуту.
Сунув ему деньги, я начала искать ручку дверцы, бормоча, что все в полном порядке, не стоит беспокоиться. Понаблюдав за моими жалкими попытками, Христенко покачал головой и, потянувшись, открыл мне сам. Я вылезла, пошатываясь, и жадно глотнула воздуха. Так быстро я еще никогда не ездила. Так быстро я даже не летала.
Олег был дома. Мало того, он был не один. Заслышав голоса, я живо сбросила обувь и прошлепала на кухню, Но не успела сделать и пару шагов, как Олег заговорил, и я инстинктивно замерла:
— Вот в том-то и дело! Сам не знаю, как быть! Она же ведь недавно упала, сотрясение мозга было. Раз прихожу — стол накрыт, сидит одна пьет. Так что с ней... случается... То машина чуть ее не сбила...
Поняв, что подслушиваю чужой разговор, я смутилась, не сразу даже сообразив, о ком идет речь. Поэтому шагнула назад и громко хлопнула входной дверью.
На кухне сидели двое. Гость обернулся, и я узнала Климина.
— Здравствуйте... — растерялась я, моргая на кое-как порезанные куски колбасы, кучкой наваленные на суповой тарелке.
Рядом красовался батон белого хлеба, резать который и вовсе посчитали излишним, и наполовину открытая банка шпрот. Венчала это кулинарное великолепие полупустая бутылка водки. Продолжать настаивать, что стол в соседней комнате был также сервирован руками моего супруга, мог только абсолютно сумасшедший.
Словно услышав мои мысли, Олег театрально развел руками:
— Вот... Некуда гостя пригласить... — и кивнул на Климина.
Тот несколько смущенно улыбнулся:
— Здравствуйте, Любовь Петровна! — выдвинул мне табурет. — Присаживайтесь!
— Спасибо... — пролепетала я, окончательно теряясь.
Зачем он приехал, если сказал, что позвонит? И почему они оба смотрят на меня с ласковой безнадежностью, словно сидят у смертного одра?
— Вот, мимо ехал, решил к вам заглянуть. Заодно взял АОН, чтобы время даром не терять... Поставим — мигом узнаем, кто хулиганит, — доходчиво пояснил гость.
Он объяснял еще что-то насчет определителя номера, но меня интересовало другое.
— А что насчет отпечатков? — вежливо встряла я в
Тут капитан замялся. Сердце у меня ухнуло, и я испуганно глянула на мужа. Он тоже смотрел на меня, и во взгляде по-прежнему сквозило болезненное сочувствие.
— А насчет отпечатков... — кашлянул в кулак Климин. — Отпечатки на посуде присутствуют. Ваши и
вашей подруги... Вельниченко Лидии Максимовны...
Я ждала, вопросительно глядя на капитана. Однако казалось, что сказать ему больше нечего.
— И что же?
— Ничего, — пожал плечами Климин.
— То есть вы хотите сказать, что никаких отпечатков нет?
— Почему же нет? — возразил Климин. — Есть. Ваши и вашей...
— Это понятно, — перебила я, теряя терпение. — Странно, если бы их не было! Мы ведь брали в руки каждую тарелку. Но я имею в виду чужие отпечатки. Разве не странно, что их нет? Посуду же кто-то принес, кто-то расставлял ее на столе... Хотя бы продавец в магазине должен был держать ее в руках!
Пока я разговаривала с милиционером, Олег жевал колбасу, задумчиво глядя куда-то в пространство. Казалось, вся эта сумасшедшая история мало его интересовала.
— Ничего странного, — пожав плечами, отозвался капитан, подливая себе и Олегу водочки. — Как правило, каждая женщина моет новую посуду перед употреблением.
— Как... — начала я, но сбилась, поскольку капитанская мысль до меня наконец дошла. — Что вы хотите этим...
— Люба! — встрял вдруг Олег голосом смертельно уставшего человека. — Тебе еще не надоело? Что за глупость ты выдумала? Наверняка не одна, а с этой дурой Вельниченко... Будем! — Тут они с Климиным чокнулись и дружно выпили. — Она с самой школьной скамьи пыльным мешком трехнутая! Чего ты добиваешься?
Пока я, открыв рот, ошарашенно моргала на супруга, он выловил из банки истекающую маслом рыбку и забросил ее в рот, словно мяч в баскетбольную корзину. Гость проделал то же самое с куском колбасы. И теперь, активно двигая челюстями, они оба смотрели на меня с веселым недоумением: что, мол, голубушка, не прошла твоя очередная женская глупость?
Я молча кусала губы, переводя взгляд с одного на другого, ясно чувствуя, что горькие слезы обиды на вселенскую несправедливость уже совсем близко.
«Что тогда сказала Лидка? «Интересно, чего он добивается: развода или психушки?» Действительно, интересно... Не постеснявшись выглядеть дураком в глазах посторонних, обращается к знакомому милиционеру... — Я мысленно хмыкнула, позабыв, что собиралась плакать. — Если, конечно, этот знакомый не помогал Олегу расставлять те проклятые тарелки на нашем столе... А что? Мало разве продажных милиционеров? Милиция... Стоп! — вдруг вспомнила я. — Ведь что говорил псих? Что-то типа: «Беги от милиции, как черт от ладана»? Или вроде того... Зачем он это сказал? Может быть, он и имел в виду что-либо... подобное?»