Бегство из Центральной Азии
Шрифт:
Юлдаш вернулся с гор и принес несколько маленьких кусочков серпентина, а также известие, что белые отряды, отразив атаки красноармейцев, отступили в направлении Ферганы, уйдя через труднодоступные снежные перевалы. Тем временем движение грузовиков и кавалерии по нашей дороге становилось все более редким.
С приездом Юлдаша Тохта-джан становилась все более и более беспокойной и угнетенной. Улучив момент, она сказала мне, что Юлдаш ездил в Кумсан не только за камешками серпентина. Он также посетил место, называемое Катаналык, чтобы увидеться
– Но как он сможет отравить тебя, если мы все едим из одного и того же блюда? – пытался успокоить я ее.
– Не думаю, что он это сделает днем, – отвечала она. – Скорее всего, он сделает это ночью.
Видя мое изумление, Тохта-джан добавила:
– Ты совсем не знаешь нас, тахир: мужья часто травят своих жен, а жены своих мужей, и даже родители избавляются так от нежеланных детей. Когда кто-нибудь умирает, его хоронят сразу и тихо, никто не осматривает тело, и никто не узнает, от чего умер человек.
– Но как можно отравить спящего?
– Очень просто. Истираешь мышьяк в порошок, насыпаешь его в трубочку из камыша, закрытую с одной стороны. Подкрадываешься осторожно к спящему и высыпаешь порошок в его ноздри. Человек вдыхает яд, не осознавая этого.
– Тогда ты лучше запирай дверь туда, где спишь, – посоветовал я женщине.
– Так я и делаю, – ответила Тохта-джан, – но все равно я очень боюсь.
Через два дня пришел Юлдаш и поведал мне, что Тохта-джан собирается отравить его. Он нашел «маргумуш» в ее сундуке. Юлдаш сказал, что его жена – настоящая ведьма.
Я не знал, кто из этих двоих был прав. Но странная вещь – отношения между двумя его женами оставались вполне хорошими и дружественными.
Однажды вечером пришла Камар-джан и стала задавать мне вопросы:
– Почему твоя жена не приходит сюда увидеться с тобой?
– Ты же знаешь, Камар-джан, это совершенно невозможно!
– Но, если твоя жена не может встречаться с тобой, почему ты не возьмешь себе другую, из русской деревни, там же много хорошеньких девушек.
– Но мы не можем иметь двух жен.
– Тогда я скажу тебе вот что: возьми лучше сартскую девушку. Я полагаю: ты можешь жениться на сартской женщине. Я знаю одну молодую вдову, очень хорошенькую, которая с удовольствием пойдет за тебя.
– Брось болтать ерунду, ты – полная дура! – прервал ее Акбар, входя в этот момент в комнату.
В следующий раз она вновь принялась за расспросы:
– Что за книгу ты читаешь все время?
– Эта книга о полезных камнях и рудах, которые находятся в земле.
– Покажи мне картинки, – потребовала она.
Все, кто был в комнате, подошли посмотреть на иллюстрации в моей геологической книге. Но, как и большинство киргизов и сартов, они абсолютно неспособны были понять того, что было изображено на картинках или иллюстрациях: пейзаж, план, рисунок животного или вид машины.
– А это какая руда? – хотя на картинке не было вовсе никакой руды, а был вид горы или реки, либо чего-нибудь еще, подобного этому.
Однажды Акбар вернулся к обеду, что было необычно, сильно взволнованный. Он рассказал, что молодой русский, очень хорошо одетый, расспрашивал его, не знает ли он, где скрываюсь я, утверждая, что он мой хороший друг, и хочет передать мне приветы и помочь деньгами и всем, что нужно.
– Я сказал ему, что ничего не знаю о тебе, – продолжал Акбар. – И не знаю никого, кто бы говорил о тебе. И вообще не желаю знать никаких русских, так я ему ответил.
Я поблагодарил его и попросил быть более осторожным.
Несколько дней спустя Акбар не возвратился с базара вовремя. Это обстоятельство вызвало у меня значительную тревогу, я предположил, что он арестован.
Прекрасный солнечный день подходил к концу, и через щели моего заточения была видна далекая цепочка гор. Снег на горных вершинах становился пурпурным в лучах заходящего солнца. Это божественно красивое сияние вызвало во мне сильное чувство тоски по дому. Как страстно желал я оказаться в моих ненаглядных горах, где любил бродить и охотиться. Мне казалось, что там я буду в безопасности и на свободе.
А пока я со страхом прислушивался к каждому звуку, ожидая, что во двор войдут большевистский патруль или агенты ЧК. Я представлял себе, как они схватят меня в этой каменной ловушке, откуда некуда скрыться. Меня терзала мысль о том, что не только я, но и эти добрые люди, которые так хорошо обходились со мной, тоже будут расстреляны. Я чувствовал себя глубоко несчастным.
Лишь поздно ночью в темноте появился взволнованный Акбар.
– Тахир, такая беда! Я напуган ужасно, но, слава Аллаху, Он защитил нас! – воскликнул он.
Акбар рассказал, что к нему на базаре подошли два красноармейца и повели его в русское село. Там, в следственном комитете исполкома, было несколько человек из ташкентского ЧК, комиссары и взвод солдат. Они сразу спросили у него, где скрывается русский. Требовали говорить им всю правду, иначе грозили расстрелять на месте. Акбар держался с холодным спокойствием и твердо отвечал, что он не прячет никакого русского, что вообще не знает, кто и где прячется, что он старый человек и не был в городе двадцать лет, что было правдой, и даже не говорит по-русски.
– Не ври! – орали комиссары и приставляли револьверы к его лбу.
– Говори немедленно и не отпирайся! Мы охотимся за этим Назаровым вечность. Наши отряды искали его в Пскеме, в Чиназе и в Чимкенте, но теперь мы знаем: он прячется здесь.
– Если вы так уверены, что он в моем доме, то идите и посмотрите сами, – отвечал Акбар с достоинством.
– Конечно, ты прячешь его не дома, но ты знаешь, где он, и должен сказать нам об этом.
– Я не знаю никого по имени Назаров и никогда не слышал о нем, – устало повторял Акбар.