Бегство из Эдема
Шрифт:
Майкл был на редкость проницательным, не по возрасту развитым ребенком: он не мог не понимать, что отношения между его мамой и папой не сложились. Но хорошее воспитание и врожденная деликатность – трогательная до слез и совершенно неуместная в сложившихся обстоятельствах – не позволяли ему признать, что у него дома творится что-то неладное. А может быть, все дело в доброте? Или в страхе? Или в детски-наивной надежде на то, что если не замечать зла вокруг, оно исчезнет само собой? Сердце Сары разрывалось из-за него, ей хотелось плакать целыми днями.
До нее долетел тихий шорох,
Высокий, стройный, одетый в вечерний черный костюм, он двигался с грацией пантеры, которой Сара не уставала любоваться. Элегантный смокинг эффектно обрисовывал его широкие плечи. Она не заговорила, даже когда он оказался совсем рядом; ей нравилось просто сидеть и смотреть на него, спрашивая себя с легким испугом, почему его присутствие доставляет ей такое глубокое и острое наслаждение.
Алексу стало не по себе от ее молчания. У Дейзи ему сказали, что миссис Кокрейн заболела, но это не могло быть правдой: никогда в жизни она не казалась ему такой прекрасной. Ее лицо, такое строгое в неподвижности, смягчилось в медленной чарующей улыбке, и ему безумно захотелось прикоснуться к ней, поцеловать ее тонкие пальцы, а потом губы.
– Сара, – прошептал Алекс, позабыв, что эта вольность ему запрещена.
Она в ответ прошептала «Алекс», и тут уж он не удержался – прикоснулся к ней, провел кончиками пальцев по ее щеке. Ее кожа оказалась шелковистой и прохладной, но от его прикосновения сразу же стала теплой. Она тоже подняла руку, но уронила ее, так и не коснувшись его. Алекс отступил на шаг.
– Вы не заболели? Миссис Вентуорт сказала, что вы плохо себя чувствуете.
– О нет, мне очень жаль… Вы пришли сюда от Дейзи? Я не больна, я… – Она заколебалась, но в конце концов решила сказать ему правду: – Это Бен.
– Он здесь? – встревоженно спросил Алекс.
– Нет-нет. Но он недавно позвонил. Я упомянула о том, что собираюсь в гости к Дейзи, а он… попросил меня не ходить.
– Почему?
И опять ей захотелось что-нибудь придумать, но она сразу поняла, что это не имеет смысла.
– Бен ее не одобряет. Он посоветовал мне придумать какую-нибудь отговорку, и я так и сделала.
Они обменялись мрачными взглядами, остро ощущая, что их отделяют друг от друга только четыре фута освещенного луной ночного воздуха.
– Вы все равно могли бы пойти, – заметил Алекс, чувствуя, что закипает от гнева.
– Нет, я же обещала Бену, что не пойду.
– А вы всегда делаете то, что вам велит муж?
Сара видела, как он рассержен, и улыбнулась, чтобы его задобрить.
– Нет. Просто я всегда держу слово, когда что-нибудь обещаю.
Он сунул руки в карманы, но постепенно его напряженная поза смягчилась. До этой самой минуты Сара не знала, вернее, не позволяла себе задумываться над тем, как сильно ей его не хватало. Но ему не следовало находиться здесь, она должна была его отослать. Вместо этого она спросила:
– Как обстоят дела в Нью-Йорке?
– Жарко. Суета. – Бессмысленный ответ.
– А миссис Чейни все еще в городе? – Интересно, что ее подвигло задать ему такой глупейший вопрос?
– Да, наверное.
Его ответ прозвучал так небрежно, что она сразу догадалась: он встречался с Констанцией. И она уже знала, что они любовники, поняла это в тот самый миг, как впервые увидела красивую миссис Чейни. Ревность была совершенно новым, незнакомым чувством для Сары. Больше всего оно напоминало ад.
– Мой дед умирает. Я только вчера узнал об этом.
– Мне очень жаль… – Она помолчала. – Он живет в Нью-Йорке?
– Нет, в Калифорнии.
– Вы поедете с ним повидаться?
– Нет.
Сара как раз собиралась коснуться его плеча, утешить его, но теперь отпрянула в смятении.
– Не надо мне сочувствовать, – сказал Алекс со странным горьким смешком. – Меня его смерть совершенно не волнует. Для меня он умер уже много лет назад.
– Почему?
– Почему? Потому что он…
Алекс умолк, чувствуя, что зашел в тупик. Миссис Кокрейн была не из тех женщин, в присутствии которых можно непристойно выражаться, а никаких других выражений для описания своего деда у него не было.
– Он ваш дед со стороны отца? – спросила Сара.
– Нет, со стороны матери.
– А она жива?
– Нет.
– А ваш отец?
– Нет. Дед – последний из моих родственников. – Его губы злобно искривились, когда он произнес это слово, но сам Алекс этого даже не заметил.
– Вы мне как-то раз говорили, что у вас нет семьи.
– Так оно и есть.
Он резко отвернулся. Стоит ли вообще рассказывать ей подобные вещи? Но Алекс уже не мог удержаться, он чувствовал, как в душе у него зреет еще одно признание. Оно распирало грудь подобно надувающемуся воздушному шару, не давая дышать.
– Мои отец и мать никогда не были женаты. Он умер еще до того, как оба они узнали, что она беременна.
В ужасе от своих собственных слов Алекс привалился плечом к шершавому стволу дерева. Ни разу в жизни он ни намеком не обмолвился ни одной живой душе об обстоятельствах своего рождения. А теперь вот рассказал Саре. Как будто взял и спрыгнул с крыши небоскреба. Или сунул дуло пистолета в рот и спустил курок. Горькое сожаление вызвало у него тошноту.
Она коснулась его рукава, но он так и не смог себя заставить взглянуть ей в лицо, и ей пришлось обращаться к его темной спине.
– Алекс… Поверьте, я глубоко сожалею. Мне понятны ваши чувства.
В ответ на его грубоватый и полный недоверия смешок Сара произнесла с чувством:
– Уверяю вас, это так. Моя мать вышла замуж за моего отца из-за денег… во всяком случае, она думала, что он богат. Полагаю, для нее это было простительное заблуждение – ведь он был герцогом. Она завела с ним интрижку и нарочно забеременела, а он поступил, как подобало джентльмену.
Алекс медленно обернулся к ней.
– Но обман обернулся против нее самой, – продолжала Сара, – потому что он был разорен. А потом он вторично обманул ее ожидания: сломал себе шею во время скачек с препятствиями ровно через год после свадьбы.