Белая полоса
Шрифт:
Перед тем как завернуть за угол, потому что коридор поворачивал налево, офицер несколько раз щёлкнул пальцами, возможно, предупреждая таким образом двигающегося навстречу сопровождающего за углом, чтобы тот своему заключённому дал команду «лицом к стене» и тот так ожидал, пока мы не пройдём. Эхо щелчков затихло в тишине коридора.
Мы повернули за угол и двинулись дальше — и в конце коридора, расходившегося налево и направо, перед нами был ряд филенчатых деревянных дверей. Офицер сопроводил меня к крайней справа. Я вошёл в комнату.
В комнате перед открытым окном стоял адвокат, из окна доносились смех и весёлые крики детей. Комната была обшита шпонированными жёлтыми панелями. На полу был паркет. Потолок был аккуратно
Мы переговорили с Владимиром Тимофеевичем. Я рассказал адвокату о том, как обстоят дела в камере. Владимир Тимофеевич сказал, что, когда он брал разрешение на посещение у Демидова, то тот сказал, что я уже тут. Владимир Тимофеевич сказал также, что я тут не один: со мной за компанию привезли обвиняемого по этому же делу Гандрабуру.
Кроме того, Владимир Тимофеевич спросил, не посещали ли меня следователи или ещё кто-либо из сотрудников правоохранительных органов. Я сказал, что нет и что я буду продолжать писать заявления с просьбой предоставлять мне материалы дела к ознакомлению, а также допросить меня по обвинению. Я получил пожелания и приветы от Оли и мамы, брата Жени и сестры Тани, что все меня любят и ждут. Владимир Тимофеевич сказал, что Оля завтра планирует сдавать передачу. И спросил, есть ли у меня какие пожелания. Я сказал, что пожеланий никаких нет — всё как обычно. Мы попрощались.
На следующий день Оля принесла передачу. В СИЗО СБУ передачи также были разрешены один раз в месяц. Иван Мирославович взял на себя функции заведующего хозяйством. Некоторые продукты были оставлены в камере, другие сданы в холодильник.
В пятницу после обеда был обход. Присутствовали врач, начальник спецчасти, а также начальник СИЗО полковник Петруня.
Виталию Фёдоровичу Петруне на первый взгляд было не более шестидесяти пяти лет. Он был среднего роста, худощавый, одет в гражданскую одежду — чёрный костюм, туфли, голубую рубашку и синий галстук. На его круглой, небольшой, полысевшей голове вокруг залысины на макушке было несколько прядей седых волос, зачёсанных назад. Лицо у него было гладкое, с неглубокими морщинами. Глаза его смотрели, казалось, как через стекло, сквозь тебя. А когда он с тобой разговаривал, казалось, что он разговаривает не только с тобой, но и одновременно со всеми.
Виталий Фёдорович спросил, есть ли вопросы, жалобы и заявления. Все дружно ответили, что нет. А Иван Мирославович от себя и за всех поблагодарил Петруню сразу за всё:
— Спасибо Вам, Виталий Фёдорович!
Потом задавал вопросы врач. В частности, спрашивал о самочувствии Ивана Мирославовича. Тот поблагодарил его, и дверь в камеру закрылась.
Затем была библиотека, книги из которой по заявкам выдавал тот же прапорщик Женя. Иван Мирославович посоветовал мне взять одну книгу. И когда прапорщик Женя мне эту книгу выдал и кормушка закрылась, Иван Мирославович взял книгу у меня из рук, открыл потёртую салатовую обложку и достал из бумажного карманчика библиотечный вкладыш, на котором сегодняшним числом последней была написана моя фамилия. Он перевернул вкладыш — на лицевой стороне в числе первых строчек за датой «1972» была написана фамилия Черновил (диссидент, борец за свободу Украины, депутат Верховной Рады, погибший в автокатастрофе в 1999 году). Иван Мирославович сказал, что это именно то, что он хотел мне
Суббота и воскресенье прошли за разговорами и чтением газет, которые были получены в библиотеке (правда, недельной давности). Я готовил на понедельник жалобы и заявления в прокуратуру по тем же своим текущим вопросам по делу, о предоставлении к ознакомлению материалов дела и получении от меня показаний. Письменные жалобы и заявления в прокуратуру и иные инстанции забирали утром по будним дням во время проверки.
В понедельник был банный день. Банное помещение находилось на первом этаже, куда всю камеру вниз по лестнице сопроводил офицер. В банном помещении были деревянные шкафчики для одежды. А в банной комнате — несколько разделённых между собой стенками душевых кабинок. Всё было облицовано белой плиткой, на полу лежали резиновые коврики. После бани прапорщик Женя забрал все необходимые вещи в прачечную (в камерах СИЗО СБУ вещи не стирались и не сушились). И перед ужином вернул все вещи в выстиранном, выглаженном и, при необходимости, отбелённом и накрахмаленном состоянии.
На следующий день, когда я и Гога пришли с прогулки, Иван Мирославович сказал, что он ходил к начальнику — попросить узнать, когда у него следующее судебное заседание. Точнее, он писал по этому вопросу заявление, а Петруня его вызвал, при нём позвонил в суд и узнал, что заседание будет на следующей неделе, в четверг.
Как всегда после прогулки Гога предложил попить чаю. В камере имелся большой пятилитровый эмалированный чайник — инвентарь администрации. Но мы им не пользовались, так как кипятильником (одним или двумя) в нём долго нагревалась вода. Каждый кипятил воду и заваривал чай в своей кружке. И пока Гога занимался тем, что переставлял кипятильник на тумбочке из кружки в кружку, открылась дверь и в камеру зашёл молодой парень в кроссовках, чёрных джинсах, белой футболке и надетой поверх футболки расстёгнутой короткой серой болоньевой куртке.
— Принимайте, — сказал прапорщик Женя, занеся за ним скатку и, вернувшись в коридор, ещё одну железную кровать.
Молодой человек и уже наш четвёртый сокамерник — невысокого роста худенький парень, почти мальчуган — поставил на пол полиэтиленовый пакет и дружественно пожал всем руки.
С его губ не сходила улыбка. Он старался вести себя бодро и весело — по-взрослому. Начал разговор:
— Ого, вы все такие огромные, а я такой маленький!
Но в его глазах был недетский испуг.
— О, и тут видеокамера! Мама, куда я попал!
— Снимай куртку, присаживайся, — сказал Гога. — Чай пить будешь?
— Сначала присаживайся! — с озорным тоном в голосе сказал молодой человек-мальчуган.
— Так, не балуйся, — строгим голосом, но с улыбкой на лице ответил Гога, — а то точно будешь спать у меня на наре! Твою кровать ставить некуда. Где твоя кружка?
— Вот, в пакете, — ответил парень, — тут же полотенце вафельное и мыло. Здесь выдали.
Парнишку звали Рудик — Рудольф. Он был евреем, гражданином США — выходцем с Украины. И (благодаря успешной операции СБУ) одним из звеньев наркотрафика. Несколько дней назад его вместе с приятелем, который находился в соседней камере, арестовали в аэропорту Борисполя во время прохождения досмотра багажа и паспортного контроля на рейс в США. В его туфлях-мокасинах и в обуви его приятеля в каждой подошве было обнаружено по четверти килограмма героина.
Гога налил Рудику чай. А Иван Мирославович достал из кулька печенье и конфеты — из запасов, которые передала Оля. И пока я лез в сумку за запасной щёткой и пастой, Гога поставил стоявшую посреди камеры на боку кровать, которую занёс прапорщик Женя, из вертикального положения в горизонтальное между своей кроватью и кроватью Ивана Мирославовича и разложил на ней матрас.
— Будешь спать рядом со мной! — сказал он Рудику.
— Я тебя боюсь! — снова с игривым тоном в голосе ответил Рудольф.