Белая полоса
Шрифт:
— Миша, Гогось.
А потом сразу спросил, есть ли у меня чай. И когда услышал, что нет (очевидно, не поверив), начал объяснять, что он не местный, с лагеря, и что его сюда привезли на раскрутку. А когда я повернулся спиной, чтобы застелить нару, сразу замолчал, как будто услышав «Продолжать не надо…»
Я застелил кровать, объяснил Гогосю, что чай будет с передачей через несколько дней, сказал, что он может пользоваться любыми моими продуктами, часть из которых лежит в холодильнике, а другая часть — в сумке в камере, и занялся написанием заявлений и жалоб по делу в органы прокуратуры. Мы мало разговаривали,
Этой ночью мне снилась птица, бившаяся о стекло, — годовалая сова, которую в свете фары ночью мой водитель накрыл курткой, и она сутки жила у меня в квартире, и всю ночь летала по комнате, ударяясь о предметы. А утром моя первая супруга Светлана с водителем отвезли сову на то же место и выпустили на волю. Я слышал удары и ощущал на лице ветер бьющихся крыльев. Когда я открыл глаза, Гогось тащил живого голубя от окна к туалету и по дороге крутил ему шею. На кроватях и на паркетном полу валялись перья. Гогось снял деревянную крышку туалета и над дыркой дючки начал ощипывать голубя. Но буквально через несколько минут открылась кормушка, и дежурный офицер сказал:
— Так, Гогось! Чтобы мы не открывали дверь, давайте голубя сюда! Мы всё видели.
Гогось отдал голубя, и кормушка закрылась. После чего он стал собирать по всей камере перья.
Я сказал Гогосю «доброе утро». Тот пожелал мне доброго утра в ответ и сказал, что его засекли, когда он нёс голубя. Когда он его ощипывал, видно не было — туда не достаёт видеокамера, потому что расположена в углу сверху. А отдал он голубя, чтобы не делали обыск, ибо в чайнике у него уже лежат два ощипанных.
— Дежурные тоже люди, — сказал Гогось.
И что они не сидят всё утро у мониторов видеокамер, не отходя.
Он встаёт рано, и самое удачное время для ловли голубей, которых он каждый день подкармливает, чтобы они прилетали на окно, — с шести до семи утра. Он этим промышляет уже несколько месяцев, так как тут кормят хорошо, но мяса практически нет.
Поделившись своими технологиями лова, Гогось рассказал, что из-за железного намордника на окне он не может видеть голубей. Но он слышит, когда они прилетают и садятся на край оконного проёма. А иногда через щель, которая оставлена на краю железного листа для прохода воздуха (но в каждой камере по-разному), он может видеть их лапки.
В щель он просовывает из сплетённого канатика петлю и расправляет её карандашиком на нижней части бетонного проёма окна. А потом туда же карандашиком пропихивает хлеб. Он не стоит у окна, чтобы не отпугивать голубей и не привлекать внимание дежурных. Пропускает край верёвочки к своей наре. Лежит на наре, держит рукой верёвочку и внимательно слушает. Когда прилетают голуби, дёргает за петлю и, если голубь попался, тянет его в камеру.
Гогось сказал, что он профессионал в этом деле. А на лагере, откуда он приехал (с Бучи, но вряд ли это было так), ни один голубь даже не пролетает над территорией
На обед Гогось сварил голубей. И хотя у меня не было цели препятствовать в их ловле (следуя правилу, что каждый тут может делать всё, что хочет, только не приносить вред другим (голуби не считались), и понимая, что чем больше Гогось будет заниматься голубями, тем меньше будет заниматься мной), я сказал Гогосю, что, если он договорится с начальником, чтобы моей супруге разрешили тут передавать на него передачи (в СИЗО СБУ можно было передавать только на родственников), то в камере еды, в том числе и мясного, будет достаточно.
Гогось сказал, что этот вопрос он разрешит, поскольку у него хорошие отношения с начальником. И когда я на следующий день пришёл с ознакомления, Гогось сказал, что он был у Петруни. И теперь Оля может приносить передачи на него. А так как на этой неделе Оля оформляла передачу на меня, мы решили, что на него через две недели.
Ко мне также один раз в неделю с томом дела приходил следователь. И один раз в неделю меня посещал адвокат. К Гогосю следователь приходил дважды в неделю. Я сказал сокамернику, что меня не интересует его дело, и не рассказывал о своём. Поэтому разговоры велись в основном о тех, с кем он находился в камере до меня.
Гогось рассказывал, что некоторое время содержался со Шкилём (одним из участников и соорганизаторов демонстрации и акции протеста против власти Кучмы) и его молодыми сподручными — 18–20-летними ребятами из Киева и Западной Украины, — которых всех в составе одиннадцати человек вместе со Шкилём несколько месяцев назад закрыли сюда, в СИЗО СБУ, а неделю назад перевезли в СИЗО-13.
Шкиль и тут организовывал протесты, голодовки, перекрикивания между окон и даже попытки с малявами гонять коней.
— Сейчас гоняют в СИЗО коней, — сказал Гогось, — там их по камерам бьют и отовсюду ломят. Таких нигде не любят (не знаю, откуда у него была такая информация).
Но когда Петруня (о чём якобы Гогосю сказал сам Петруня) разрешил в передаче Шкилю курицу-гриль (которая была не положена) и попросил бороться не здесь, а в суде, Шкиль сразу сказал своим ребятам прекратить. А на Гогося написал жалобу и выставил его из камеры — как сказал Гогось, «видимо, не хотел делиться курицей».
Потом он сидел ещё с несколькими соратниками Шкиля, которых называл колхозниками. Говорил, что они не то что в политике ничего не понимают — даже писать не могут! Что он помогал им составлять заявления и жалобы. И что самый умный среди них был Руслан, в отношении которого расследовалось, что они со Шкилём хотели снять автобус с ручника и с горки пустить в толпу.
— Разве такое нормальный человек будет делать?! — возмущался Гогось. — И разве такое могло прийти в голову этим детям?
Шкиля и других судили в кинотеатре «Загреб». Его соратникам дали от двух до семи лет лагерей разных режимов. Шкиль приговора избежал, поскольку был выбран в Верховную Раду по списку БЮТ (Блок Юлии Тимошенко). Через несколько лет он по пьяни совершил несколько аварий. А когда в следующий раз (то есть через один раз) не прошёл в Верховную Раду — как писали газеты, уехал за границу.