Белка
Шрифт:
– Ну, рад слышать… А! Вот, наконец, и экипаж.
К парадному крыльцу подъехал огромный джип вороной масти, запряжённый шестёркой лошадей. Михеич восседал на козлах, установленных на крыше, и явно был доволен собой, гордо оглядывая толпу.
Пахотнюк, председатель управы Рябинкин, глава торговой палаты Глухарёв и ещё пара чиновников забрались в экипаж. Глава высунулся из окошка и крикнул кучеру:
– Эй ты, там! Трогай!
– Куда изволите сперва, ваше-сходительство? – уточнил Михеич.
– Да как обычно, - ответил Пахотнюк. – В Серебрянку.
Михеич взмахнул кнутом, потеряв равновесие и едва не свалившись с козел. Лошади нехотя тронулись, и джип покатился вперед. За ним последовала деревянная телега с чиновниками рангом пониже, до сей поры ожидавшая чуть поодаль.
Серебрянкой назывался небольшой райончик Поселения на отшибе. Он нравился Пахотнюку за то, что там всё время было к чему придраться – то колея разбита, то мост обвалился, то труп чей-нибудь забудут с дороги убрать. Однако прежде чем въехать в Серебрянку, предстояло пересечь тракт, а сие мероприятие редко проходило без происшествий.
– Ты, Михеич, попридержи, - скомандовал Пахотнюк, когда они по разбитому проселку подкатили к бетонному тракту, по которому скакал, тащился и мчался сплошной поток разнокалиберных транспортных средств. – На тот свет всегда успеем.
– Не волнуйтеся, ваше преосвященство, - отозвался Михеич.
– Вот как раз прогал, проскочим…
– Да куда же ты, балбес?! Эх…
Лошади, подхлёстнутые ударом кнута, рванулись вперед. Джип подскочил на буераке и влетел на тракт, чудом не задев мчащийся из столицы рефрижератор и подставив борт мотоциклисту в джинсовых галифе, который, перелетев через руль, приземлился на встречной полосе и был моментально затоптан копытами.
– Глянь, Пафнутий Ленсталевич, - попросил Пахотнюк Рябинкина, - как там, с той стороны, красочку не поцарапали?
– Как же-ж, - прошамкал старик, - не только краску на цельную пядь содрал, а и вмятину зело большую в филейной части сделал, подлец.
– Ну что, Михеич, - злобно произнес Пахотнюк, чьё лицо покрылось багровыми пятнами и теперь напоминало больной мухомор, - если к среде своими силами не восстановишь, пожалуешь под экзекуцию. И на водку больше от меня не жди…
– Да за что, ваше преосвященство? – возмутился Михеич.
– Это же он, как умалишённый, налетел…
– Ну, с него-то я уже не взыщу… А рублёв за коляску немало уплочено.
– Да не волнуйтеся, замажем чем-нибудь. Делов-то…
– Болтаешь ты много, - лицо Пахотнюка чуть прояснилось.
– Ладно, трогай давай. Что стоять-то… Слыхал?
– обратился Глава к Рябинкину.
– Замажет он, видите ли…
– А чего? – встрепенулся тот.
– У меня на складе несколько банок половой краски завалялось. Колёр слегка не тот, в желтизну больше, но так даже красивше будет.
– А, чёрт с ней, - махнул рукой Пахотнюк.
Некоторое время ехали молча. Мимо проплывали убогие деревянные домишки с соломенными крышами, покосившиеся заборы и причудливо накренившиеся фонарные столбы.
– Эй, Егубин, - вдруг обратился Пахотнюк к небольшому мужичку в очках, приютившемуся в уголке
– Да-с, - отозвался Егубин, втянув голову в плечи, - с некоторых пор имеем отношеньице-с.
– Вот ты мне объясни – я тебе двести рублей в том году выделил на строительство пешеходной дорожки до самой Серебрянки. Где она?
– Так ведь, Егор Тимофеевич, - засуетился Егубин, - это ведь каждый может сказать – где она, мол, дорожка-с… Но надо ведь учесть все факторы…
– Ты не юли, Фрол Гвидонович, говори как есть, всё равно ведь узнаю.
– Так я же и говорю. Только мы, значит, собрались дорожку эту замостить-с, уже и бетону накопали, и щебенку замесили, и подвод с асфальтом понагнали-с, как вдруг прямо в аккурат на том месте, где должна была быть дорожка, прохудилась труба. Пришлось раскапывать, менять коммуникации. Вы только представьте-с, Егор Тимофеевич, сколько бы мы средств напрасно потратили, если бы успели эту дорожку построить.
– Ну, это ты правильно говоришь. А дальше что?
– Не понял-с…
– Куда ты всё это дел – асфальт, щебёнку, бетон, деньги остатние?
– Так нечто мы не найдём куда деть? Обижаете-с…
– И то верно. Молодец, Фрол Гвидоныч, ты мужик хозяйственный, за то и держу… Эй, стой-ка! – внезапно крикнул он Михеичу.
– Зайдём, лавку проинспектируем.
Экипаж остановился около маленького сарайчика с зарешёченными окошками и выцветшей синей надписью «Лафка протухтовая». Пахотнюк уверенно вылез из джипа и направился к двери, а остальные засеменили за ним. Глава открыл дверь, злобно зыркнул на своих спутников, увидев низенький проем, но молча пригнулся и вошел. Они оказались в сумрачном душном помещении, где пахло кислой капустой и несвежей рыбой.
– Кто хозяин? – громогласно вопросил Глава.
– Или можно так брать что хотим?
Откуда-то из подсобки вывалилась сонная толстая тётка в грязно-голубом халате.
– Чего разорались, иду уже… Ой! Егор Тимофеич! Это вы? Что же вы не предупредимши, я даже рожу не успела ничем намазать… Чего изволите?
– Да так, посмотреть, как тут у тебя дела, Светлана, поинтересоваться, чем торгуешь. Что-то у тебя тут тухлой рыбкой попахивает? Небось с прошлого года лежит?
– Да ну, что вы, Егор Тимофеич…- Светлана игриво улыбнулась, показав железные зубы.
– Продала уже, это просто дух дурной никак не выветрю… Не хотите ли чего испробовать?
Пахотнюк оглядел засиженный мухами и покрытый паутиной прилавок со сморщенными синими сосисками, засохшим сыром и потёкшими шоколадками.
– Даже и не знаю, - пробормотал он, поднял глаза к полкам, где ровными рядками стояли бутылки, и лицо его просветлело.
– А какая у тебя, Светик, самая хорошая водка?
– Ох, - засуетилась Светлана, подбежала к полке, надела очки и стала пристально разглядывать бутылки.
– И всё-таки жалко, Егор Тимофеич, что вы не предупредимши… Так ведь и не угадаешь с ходу, чем тут можно приличного человека поить… А, вот! Вот эта вроде должна быть ничего.