Белочка во сне и наяву
Шрифт:
– Комната Анюты выглядит так, словно подготовлена к обыску. Везде идеальный порядок, ничего лишнего, никаких записей, кроме дневника. Но в нем нет ничего о личной жизни и любовных переживаниях. Кузнецова не пропускала ни одного дня, всегда делала заметки, только они касаются работы или взаимоотношений с товарищами по дому Доброй Надежды. Вот, слушайте!
Малкина раскрыла тетрадь, которую держала в руках.
– «Двадцатое апреля. Сегодня ведущий стилист Лёня показал мне, как надо делать укладку, – не зачесывать волосы в одну сторону, а постоянно менять направление, потом раздуть их феном и оформить завиток. В колледже преподаватели говорят иное. Но я верю Лёне, у него крутые прически получаются. Хотелось бы мне хоть чуть-чуть быть на него похожей. Пока у меня
Я постаралась не измениться в лице. Видимо, не одна хитрюга Кира в курсе, что Нина Феликсовна может потребовать дневники для тщательного изучения. Анюта понимала – личные записи могут легко перестать быть таковыми, тщательно обдумывала каждое слово и беззастенчиво льстила Зуевой и Малкиной.
– «Двадцать первое апреля, – продолжала управляющая. – Сегодня утром Надя попросила у меня туфли. Темно-красные лодочки, которые я купила в середине месяца. У Нади на работе праздник, ей хочется выглядеть нарядной, платье у нее есть, а приличной обуви не имеется. Сначала я хотела отказать. У Надежды зарплата на три тысячи больше, чем у меня. Почему я могу собрать на выходные шпильки, а она нет? Да потому, что я очень аккуратна с деньгами, все не трачу, откладываю. Надюша же, как получит аванс, летит в кафе или в кино. Погуляет два-три раза, прокутит все и сидит потом без копейки, клянчит у всех в долг. Я себе в удовольствиях отказываю, зато с новыми туфлями. Но потом я подумала, что жадничать нехорошо, Надя моя подруга. И отдала ей лодочки. Надо бороться с жабой».
Лариса перевела дух.
– Ну и остальное в подобном роде. Ни одного намека на роман. А ведь в апреле она уже была беременна. Вот какая скрытная! Казалась простушкой с распахнутой душой, ан нет, неверное о ней мы мнение составили.
Управляющая приложила пальцы к вискам:
– Господи, голова сейчас лопнет. Звонили из полиции, просили Нину Феликсовну завтра подъехать. И что ей там сказать? Она же ничегошеньки не знает! Понятия об аборте не имела.
– Я знаю имя любовника Анюты, – объявила я.
– Кто он? – в один голос спросили Миша и его мать.
Я поспешила вперед по коридору, говоря на ходу:
– Пошли в гостиную, лучше сразу всем рассказать.
Глава 26
Едва я произнесла имя Малик, как Лариса ахнула:
– Я же просила! Умоляла!
Нина Феликсовна с изумлением посмотрела на управляющую.
– Ты о чем, Лара?
Малкина, чье лицо покрылось красными пятнами, вздрогнула и выбежала из комнаты.
– Пойду, посмотрю, что с мамой, – буркнул Миша и выскочил за ней.
– А где Регина? – вдруг спросил Вадим.
– Думаешь, ее надо позвать? Вообще-то это хорошая идея Реги позвонить, – засуетилась основательница фонда.
Вадик подошел к окну и выглянул во двор.
– Я думал, она уже здесь.
– С чего тебе это пришло в голову? – удивилась Нина Феликсовна.
– Увидел ее машину во дворе, – пояснил сын. – Точно помню, что она на этой двухдверке каталась, номер стремный – шестьсот шестьдесят шесть. Я, когда впервые увидел его, не удержался и спросил: «Не боишься с числом дьявола разъезжать?»
Зуева тоже подошла к окну.
– Можешь не говорить, что она ответила. Регина не верит в приметы.
– Вроде она тачку бывшему мужу отдала, – бубнил Зуев. – Щепетильная очень, все подарки супруга при разводе ему вернула.
Я решила прояснить ситуацию:
– Вы сейчас случайно не о психотерапевте Регине речь ведете? Не о женщине, которая была замужем за Павлом Вельяминовым?
– Да, – удивился Вадик. – Откуда ты знаешь?
Я приблизилась к Зуевым.
– Так это он дал мне на время «колеса». Я попала в аварию на улице, где живет Клара, мать Павла, бывшая свекровь Регины…
Пока я описывала детали дорожного
– Ты решил, что я с ума сошла, попросил дать Кролику трубку и не понял, кто с тобой беседует? – улыбнулась я. – Неужели не знал, что у мужа Регины смешное прозвище?
Вадик спрятал руки в карманы брюк.
– Нет. Я с Павлом никогда не общался. Мы лично не знакомы, и в гостях у Регины я не бывал, у нас отношения врач – пациент. Она никогда о своей частной жизни не рассказывает, я о ней как о человеке ничего не знаю. Про развод и подарки я случайно услышал – раздевался в прихожей, а она по телефону говорила. Сколько же лет я к Регине хожу?
– Давно, дорогой, – остановила сына Нина Феликсовна. – Лампа, милая, вы же не подумали, что мой сын сумасшедший?
– Конечно, нет, – ответила я. – Мне известна разница между психиатром и психотерапевтом.
Зуева села в кресло.
– К сожалению, в России многие люди считают, что эти специалисты оба занимаются душевнобольными. Регина не сразу увлеклась психотерапией, по образованию она дерматолог. У Вадима в детстве началось непонятное заболевание, совершенно не заразное, – кожа рук покрывалась пятнами и отчаянно зудела. Врачи поставили диагноз нейродермит. Чем мы только не лечились! Мази, таблетки, уколы, лечебные ванны, народные средства… Ничто не помогало. В конце концов, уж не помню как, мы попали к Регине, и она справилась с недугом, сама приготовила какое-то лекарство. Вадик стал его принимать, и мы забыли о болезни. Потом Регина выучилась на психолога, сменила специализацию, но Вадим до сих пор обращается к ней как к дерматологу. Сыну скоро двадцать три стукнет, значит, мы знакомы с Реги почти девять лет. Я ее очень люблю. Удивительный врач, тонко чувствующий пациентов. Сейчас она изредка бесплатно консультирует подопечных фонда.
Послышались шаркающие шаги, в комнату вошла Лариса. За ней Михаил.
– Тебе плохо? – забеспокоилась Нина Феликсовна. – Лицо осунулось.
– Почему вы убежали, когда услышали имя Малик? – задала я вопрос.
Малкина опустилась на диван.
– У метро работает большой торговый центр, там сплошь продавцы из ближнего зарубежья, в основном кавказцы и выходцы из Средней Азии. Не хочу ничего плохого о них сказать, с покупателями они приветливы, услужливы, цены не задирают…
– Раньше там пройти страшно было, – перебив ее, скривилась Зуева. – Стояли полосатые палатки с барахлом и гнилыми фруктами. Идешь мимо – держи сумку обеими руками, а лучше спрячь под пальто. А в начале нулевых, как этот центр возвели, порядок воцарился.
– Сейчас в магазине благодать, – кивнула Лариса. – Но там работает много молодых парней. Кровь у них восточная, горячая, комплименты говорят, как стихи читают. В прошлом году зимой, где-то в декабре, прибегает Анюта домой раскрасневшаяся, глаза горят. На кухню пошла, песню под нос мурлычет. Я поинтересовалась, что за радость у нее случилась, она и разоткровенничалась. Месяц назад Аня познакомилась с юношей. Часто проходила мимо его лавки, а торговец все красивые слова говорил, потом предложил туфли купить, сделал большую скидку. А сегодня в кино пригласил. Я как услышала, за голову схватилась, велела ей больше по центру не шляться, у метро не задерживаться, сразу домой идти. Объяснила: мусульманин никогда на православной не женится. Даже если сам захочет девушку в загс отвести, его семья воспротивится. Уж я-то точно знаю. У меня подруга познакомилась с таджиком, причем не с каким-нибудь строителем, а с кандидатом наук, который в Москве родился, вырос, тут воспитывался-учился. И то у них ничего не получилось. Как только родители сообразили, что сын им собрался русскую невестку привести, тут же деду в кишлак сообщили. Старик приехал и свадьбу порушил. Я это все девчонке рассказала, и вроде Анюта поняла. А я за ней на всякий случай пристально следить стала. Она домой не опаздывала, по телефону ни с кем не секретничала, в выходные только в дом престарелых ездила… Обманула, выходит, меня. Я во всем виновата!