Белое, черное, алое…
Шрифт:
Потом, я даже не осознала как, с моего плеча сорвали сумку на длинном ремне и с силой толкнули меня в спину. Я упала на колени и проехалась по скользкому кафельному полу парадной. Сзади хлопнула дверь.
Секунду я слушала тишину, а потом с трудом поднялась и, рванувшись вперед, не разбирая дороги, чуть ли не на четвереньках понеслась по ступенькам вверх.
Если бы сейчас кто-то попробовал на меня напасть, я смела бы его с пути.
Когда-то очень давно, в глубоком детстве, мне часто снился один и тот же сон: мои родители сидят с гостями за столом, а я — на подоконнике,
Кто бы мог подумать, что этот сон повторится наяву через много лет, в том смысле, что от ужаса мне сдавит горло, и я не смогу не то что крикнуть, даже прошептать что-то. Когда Сашка открыл мне дверь, он испугался не меньше меня, такой безумный у меня был вид, с вытаращенными глазами и раскрытым ртом, которым я беззвучно хватала воздух.
Он, правда, быстро пришел в себя и, втащив меня в квартиру, что-то такое со мной сделал, то ли встряхнул, то ли погладил, — потом я этого вспомнить не смогла, но у меня прорезался голос. Я отпихнула Сашку, который загораживал мне доступ к телефону, дрожащими пальцами набрала номер Василия Кузьмича и хрипло потребовала, чтобы Кузьмич срочно обеспечил охрану прокуратуры.
— Василий Кузьмич, — сипела я в трубку, — у меня только что забрали ключи, срочно поставьте пост у прокуратуры!
Василий Кузьмич, надо отдать ему должное, только один раз задал мне вопрос, в своем ли я уме, а потом довольно быстро врубился в ситуацию, спросил только, почему я думаю, что кто-то пойдет в прокуратуру, да и кроме того, там сигнализация.
— Они знают, как снять сигнализацию. Василий Кузьмич, миленький, давайте быстрее, потом поговорим, а то поздно будет.
Кузьмич заверил меня, что все будет в лучшем виде, я положила трубку и разрыдалась на руках у Сашки.
Для начала он усадил меня в кресло и пустил воду в ванной. Дал мне выпить каких-то таблеток. После чего аккуратно поснимал с меня все, начиная от куртки и кончая вдрызг порванными колготками, на руках отнес в ванную и положил в теплую воду, и бросил туда растворимые «сердечки» с лавандовым маслом, и сидел возле меня, пока я отмокала. Решив, что я смыла с себя все ужасы, Сашка завернул меня в полотенце, уложил в кровать и три часа баюкал меня, как маленькую, успокаивая и напевая песенки.
Потом я впала в нервную, рваную дрему и, как сквозь вату, слышала телефонные звонки и вежливые, но категорические отказы Сашки передать мне трубку.
Окончательно я пришла в себя, когда часы показывали двенадцать.
«Интересно, это полдень или полночь?» — подумала я. В квартире было тихо.
Телефон оказался выключенным из розетки. Я завернулась в халат и, пошатываясь — то ли от сильных таблеток, то ли от пережитого, — поплелась искать Сашку.
Дверь на кухню была плотно прикрыта, и оттуда доносились тихие голоса. У меня по коже опять пробежал озноб. Я открыла дверь и увидела сидящих за столом Александра, Лешку Горчакова и его жену Лену. Они все испуганно уставились на меня, но постепенно лица их разгладились, когда они увидели, что я уже вполне адекватна.
По просьбам трудящихся я несколько раз повторила на бис рассказ о событиях минувшего дня и особенно ночи. Когда дело дошло до рассказа об ограблении, Саша обнял меня за плечи и прижал к себе.
— Маш, ты все-таки считаешь, что это не случайное нападение? — допытывался Лешка.
— Ну, я полностью не могу исключить какого-нибудь местного гопника, но уж очень нетрадиционно он действовал. Во-первых, в парадной было темно. Зато на улице уже светало, а из окошка лестницы видно, кто входит в дом. Такое впечатление, что ждали именно меня. Зажали рот, но при этом ничем не угрожали, ни нож, ни что другое не фигурировало. Стали целенаправленно обыскивать. Разве так ведут себя грабители, даже если оставить в стороне вопрос, кого можно ждать в парадной с целью ограбления около шести утра в субботу? Пьяного из казино — так он и так без денег, рабочего со смены — что с него возьмешь? Проститутку с выручкой — так надо знать, что она тут ходит в такое время. Более того: что сделает обычный грабитель, особенно если он один?
— Вырвет сумочку и бежать, — сказал Лешка.
— Правильно. А меня сначала обыскали, по карманам пошарили. Причем даже во внутренний карман куртки залезли, а ведь женщины в карманах кошельки не носят.
— Машка! А ксива?! — полными ужаса глазами взглянул на меня коллега.
— Спокойно, Дункель! — я ему подмигнула. — Я уже горьким опытом научена.
Ксиву держу в таком месте, где никто не найдет.
— В лифчике? — спросила Лешкина жена.
— Не скажу.
— Нет, не в лифчике, — авторитетно заявил мой друг жизни. — Как же она удостоверение в транспорте доставать будет?
— А что забрали у тебя? — допытывался Лешка.
— Ну, ключи, понятно. Сумку, в ней самое ценное — это косметичка. Кошелек все равно пустой.
— Денщиков? — спросил Лешка.
— На сто процентов.
— Я бы на твоем месте написал рапорт прокурору города.
— И что?
— Ну сколько можно: человека он к тебе посылает за скородумовскими вещами, тут же тебя грабят с явной целью забрать ключи. Если бы еще кого-нибудь из его команды прихватили около прокуратуры…
— Леша! Неужели ты такой наивный? Ну, напишу я рапорт прокурору города.
Ну, вызовет он Денщикова. Ну, спросит: звонили ли вы Швецовой? Да что вы, ответит тот, я с ней уже полгода не встречался и не разговаривал. А не подсылали ли вы кого-нибудь подстеречь Швецову в темном подъезде и ограбить?
Упаси вас Боже, да как вам в голову такое могло прийти. Ну и что? Да ничего. Я все это ничем подтвердить не могу, даже факт телефонного разговора — это всего лишь мои слова против его слов. Можно было бы, конечно, помахать заявлением Скородумова, да только сам Скородумов лежит в больнице и пока не разговаривает.
А то, что он мне сказал о связи денщиковских наездов на него с убийством Чванова, я даже записать не успела ни в какой протокол. Ну а если кого-то прихватят у прокуратуры, пусть с моими ключами? Попробуй докажи, что это имеет какое-то отношение к Денщикову. Ладно, скажите лучше, прокуратуру охраняют?
— Кузьмич лично надежных людей послал, — отрапортовал Горчаков.
— По фамилии Кораблев? — уточнила я.
— Конечно, Кораблев. Он теперь до морковкиных заговинок будет отрабатывать, что тебя одну в подъезд отпустил. Кузьмич ему такое устроил…