«Белое дело». Генерал Корнилов
Шрифт:
Головные эшелоны Уссурийской дивизии вместе со штабом и командиром дивизии генералом А. Губиным к 28 августа дошли до Нарвы, где были встречены агитаторами местного Совета и агитаторами, прибывшими из Петрограда. М. Шолохов в «Тихом Доне» с большой художественной силой описал сцену выступления агитато-ра-большевика И. Бунчука перед казаками, оказавшимися в Нарве.
«В Петрограде вам делать нечего,— говорил Бунчук,— Никаких бунтов там нет. Знаете вы, для чего вас туда посылают? Чтобы свергнуть Временное правительство... Вот! Кто вас ведет? — царский генерал Корнилов. Для чего ему надо спихнуть Керенского? Чтобы самому сесть на его место. Смотрите, станичники! Деревянное ярмо с вас хочут скинуть, а уже если наденут, то наденут стальное!» Корниловский есаул
Дальше Ямбурга уссурийским эшелонам пробиться не удалось. Поступили сообщения, что путь впереди разобран. 30 августа общее совещание комитетов частей Уссурийской дивизии вынесло постановление о подчинении Временному правительству. Делегация уссурийцев выехала в Петроград. Ее возглавил войсковой старшина Г. Полковников, которому это скоро зачтется Керенским.
5-я Кавказская казачья дивизия, которая, согласно плану Ставки, должна была двинуться на помощь Крымову из Финляндии, так и осталась на месте. Командир 1-го кавалерийского корпуса, в который входила дивизия, кпизь Долгоруков выехал из Могилева к месту дислокации дивизии в ночь на 28 августа, по уже в Ревеле был арестован.
Оказалась бездеятельной и корниловская «пятая колонна», состоявшая из членов контрреволюционных организаций и офицеров, направлявшихся в Петроград из Ставки. Контрреволюционные организации должны были выступить в ответ на «большевистское восстание», по данным военной контрразведки якобы предполагавшееся в день полугодовщины Февральской революции — 27 августа. Но в этот день орган ВЦИК «Известия» сообщили, что от большевистского руководства получены категорические заверения, что никаких выступлений большевики «не готовили и не готовят». Таким образом, писали «Известия», если какие-то выступления и произойдут, то они будут «провоцированы исключительно контрреволюционным и, правыми организациями».
Действительно, необходимость в «большевистском вос-стэ! ии» у корниловцев была такова, что они планировали даже его имитацию. Корниловская контрразведка в Петрограде, руководимая полковником Гейматтом, подготовила на роль «восставших большевиков» председателя Совета «Союза казачьих войск» полковника А. Дутова и его людей из «союза».
Сообщение Керенского, устранявшего Корнилова с поста Главковерха, «хватило» главарей «пятой колонны» «обухом по голове»: они беспечно проводили время в загородном ресторане. Полковники Сидорин и Дюсемитьер предпочли скрыться, прихватив, как говорили, немалые суммы, переданные им через «Республиканский центр».
По-иному произошло с офицерами, командированными в Петроград из Ставки. Еще 22 августа они были вызваны в Могилев с разных фронтов якобы для обучения новым английским системам «минометапия» иод руководством майора Финлейстейпа. Оказалось, однако, что систем этих в Могилеве пока пет (задержались в Архангельске), и тогда-то явилась мысль перебросить собравшихся офицеров в Петроград. По поручению Кор пи лона им говорили, что там они должны будут «смягчить ужасы надвигающихся событий»: охранять мосты, телеграф, банки и т. д„, каждый получит в свое подчинение небольшой отряд (до 10 юнкеров или солдат). 26-27 августа почти все офицеры (более 100 человек) выехали в Петроград, получив по 150 руб. суточных на 10 дней и
адреса явок: Фонтанка, 22, полковник Дюсемитъер;
Сергиевская, 46, генерал Федоров (председатель «Военной лиги»), и Главное управление воздухоплавания. Однако большинство офицеров до Петрограда не доехали: их за-держали в Вырице, Витебске и Орше. Лишь небольшое число «просочилось» в Петроград, но было уже поздно...
$ $ Л
Крымов в нерешительности стоял под Лугой. Лично он с . самого начала был против соглашений с Керенским, с этим, как он называл его, «шарлатаном и прохвостом». На этой почве у него были разногласия с Корниловым, который «допускал возможность выхода из положения с общего сговора с правительством». Разногласия порой принимали довольно острый характер. Крымов, в частности, считал, что Корнилов, запутавшись в поисках компромиссов с правительством, «передерживает» его в Ставке, в то время как он уже давно должен был выехать в войска, предназначенные к движению на Петроград. Ход событий, казалось, подтвердил позицию Крымова. Керенский «предал», обвинил Корнилова в измене; и хотя Корнилов не остался в долгу, Крымов, по всей вероятности, считал, что беды, обрушившиеся на его поход, во многом связаны с неправильной позицией Ставки и самого Корнилова. А когда войска «забуксовали» под Лугой, Семри-но и Нарвой, настоящей помощи из Ставки не поступило. Распоряжения, с трудом доходившие до Крымова из Пскова и Могилева, были не вполне четкими, в них ощущалась какая-то неясность, какие-то колебания Ставки. Прочной связи наладить не удавалось. Войска оказались рассредоточенными и деморализованными распоряжениями Керенского и советскими агитаторами. Генерал М. Алексеев позднее свидетельствовал, что «нравственное разложение прочного дотоле корпуса произвело угнетающее впечатление на Крымова».
Легко себе представить состояние Крымова, усугублявшееся еще и тяжелыми обстоятельствами личного характера. В те самые дни, когда он должен был повести войска на Петроград, нарушилась его семейная жизнь: распался брак, что вызвало у него глубокие душевные переживания.
29 и 30 августа Крымов направил в штабы Туземной и Уссурийской дивизий доверенных офицеров с требова-. нием уничтожить все документы, содержащие его приказы о действиях после вступления в Петроград. Фактически это было признанием краха похода...
Еще 28 августа Крымов приказал подполковнику Данильчуку любыми средствами пробраться в Петроград и разыскать там полковника Самарина. Этот Самарин перед Февральской революцией служил начальником штаба Уссурийской казачьей дивизии 3-го конного корпуса, которой командовал Крымов. Крымов полностью доверял ему, и в марте 1917 г. во время своего пребывания в Петрограде «провел» его на должность начальника кабинета военного министра Л. Гучкова. Самарину, вероятно, отводилась роль связного между Гучковым и Крымовым, еще в марте 1917 г. замышлявшими контрреволюционный переворот. С приходом в военное министерство Керенского начальником кабинета стал брат его жены — генерал В. Барановский, но Самарин остался в кабинете. Крымов, конечно, знал об этом, и вполне естественно считал, что, посылая Данильчука в Петроград, через Самарина и Барановского сумеет получить информацию о создавшемся политическом положении.
Данильчук, также хорошо знавший Самарина, вечером 28 августа нашел его, рассказал о состоянии войск Крымова, просил ориентировки. На другой день в Лугу Крымову пошла зашифрованная телеграмма, содержание которой неизвестно. Самарин же, как он позднее сообщил А. Деникину, сказал Барановскому, что, если бы такой генерал, как Крымов, хотел взять Петроград, он не «топтался бы около Луги», а уже сидел бы в Зимнем дворце. Самарин предлагал попытаться войти в связь с Крымовым, чтобы найти пути соглашения, и предложил лично поехать в Лугу с условием, что Крымов не будет арестован ни в Луге, ни по приезде в Петроград. Гарантии якобы были даны, хотя Керенский утверждал, что Самарину был вручен ордер на арест Крымова. Поездку Самарина санкционировал и генерал Алексеев. «Пусть переговорит со мной, и тогда все разъяснится к общему благу»,— сказал он.
Самарин выехал на рассвете 30 августа в сопровождении подполковника Данильчука и поручика Данилевича. Крымова нашли в Заозерье. Дапильчук сообщил о положении в Петрограде. Самарин, по его словам, перечислил имена больших генералов, уже перешедших на сторону правительства, и передал пожелание Керенского, чтобы Крымов «под честное слово» прибыл в Петроград. Крымов собрал офицеров штаба, и было решено, что он и
Дитерихс поедут в Петроград. Интересно, что тут же решили, что одновременно в город «просочатся» 25 офицеров и урядников.