«Белое дело». Генерал Корнилов
Шрифт:
6 г. з. Иоффе
ни я в конце концов вынудит меньшевиков и эсеров «искать союза» с большевиками. При таком исходе Учредительное собрание должно будет «опереться» только на Советы. «Учредительное собрание плюс Советы — вот тот комбинированный тип государственных учреждений, к которому мы идем»,— писали Л. Каменев и Г. Зиновьев. Исходя из этого, они предлагали партии «оборонительную позицию». «Дело идет о решительном бое,— писали они,— и поражение в этом бою было бы поражением революции» 43.
Это были серьезные соображения, и, конечно, их нельзя было игнорировать. В. И. Ленин говорил, что готов «развернуть
Доклады с мест и прения по текущему моменту носили различный характер. Приводились данные о том, что не во всех районах Петрограда одинаково революционное настроение, что не везде в равной степени проведена подготовка и т. п. Но дискуссия, в сущности, развернулась вокруг следующей альтернативы: активная, наступательная позиция, вооруженное восстание для перехода всей власти к Советам (точка зрения В И. Ленина) или «оборонительная позиция», ожидание Учредительного собрания и съезда Советов (точка зрения Каменева и Зиновьева) . И Ленин, и Каменев с Зиновьевым думали о судьбе революции. Но если Ленин считал, что победу революции можно добыть только в открытом бою с ее врагами, с контрреволюцией, то Каменев и Зиновьев искали ее на путях уклонения от боя.
Гарантию успеха на своем пути Ленин видел в активном участии самых широких масс, в их революционном творчестве. Каменев и Зиновьев рассчитывали прийти к цели посредством постепенных политических «передвижек» в «верхах». Тактика Ленина была тактикой революционеров с ее дантоновским девизом: «Смелость, смелость и еще раз смелость!» Тактика Каменева и Зиновьева — тактикой оппортунистов. Они думали, что время работает только на революцию, но при поляризации и противоборстве социальных сил фактор времени мог стать переменчивой величиной. Революционная ситуация не может продолжаться бесконечно долго, она не консервируется. Ждать, что революция победит «самотеком», на практике значило дать шанс силам контрреволюции, потрясенным в дни корниловщины, но отнюдь не разбитым.
ЦК принял ленинскую резолюцию, которая гласила: «Собрание вполне приветствует и всецело поддерживает резолюцию ЦК (от 10 октября.—Г. И.), призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усилениейшей подготовке вооруженного восстания, к поддержке создаваемого для этого Центральным Комитетом центра и выражает полную уверенность, что ЦК и Совет (Петроградский.— Г. И.) своевременно укажут благоприятный момент и целесообразные способы наступления» 46.
На том же заседании 16 октября ЦК создал Военнореволюционный центр (Свердлов, Сталин, Бубнов, Уриц кий, Дзержинский), который должен был войти в Военнореволюционный комитет (ВРК), уже действовавший при Петроградском Совете. ВРК пе был исключительно большевистским органом: в него входили и некоторые левые эсеры. Однако поскольку Петроградский Совет возглавлял Л. Троцкий, а теперь в него (ВРК) была включена пятерка членов большевистского ЦК, Военно-революционный комитет на практике превращался в легальный штаб вооруженного восстания, за которым стоял ЦК большевиков.
Но Каменев и Зиновьев не хотели сдаваться. Через два дня в «непартийной», а фактически полуменыневист-ской газете «Новая жизнь», редактируемой М. Горьким, Каменев выступил с заявлением. В нем, с одной стороны, утверждалось, что решения нартии о вооруженном восстании не существует, а с другой — содержалось предупреждение «против всякой попытки брать на себя инициативу вооруженного восстания».
Таким образом, Каменев (он писал и от имени Зиновьева'* выступил против решения большинства ЦК, хотя прямо об этом в его заявлении и не говорилось. Но В. И. Ленин считал, что вреда от этого даже больше, «ибо намеками говорить еще опаснее». Ленин охарактеризовал поступок Каменева и Зиновьева как штрейкбрехерство и, несмотря на то, что они были его близкими товарищами, потребовал исключить их из партии 47, В зволнованность и категоричность Ленина понять нетрудно: ведь фактически с середины сентября он вел борьбу, чтобы добиться от ЦК твердого решения и покончить с «предпарламентскими иллюзиями», взять курс на вооруженное восстание. И когда наконец такое решение было принято, двое членов ЦК фактически попытались блокировать его.
Каменев и Зиновьев не были исключены из партии. Редакция «Правды», где важную роль играл Сталин, фактически взяла их под защиту. В заявлении «от редакции» было сказано, что «резкость тона статьи тов. Ленина не меняет того, что в основном мы останемся единомышленниками» 48. Сталин сыграл в обе стороны. Он голосовал за ленинскую резолюцию о восстании, но и сохранял связь с ее противниками.
20 октября ЦК запретил Каменеву и Зиновьеву выступать с какими-либо заявлениями против решений ЦК и намеченной им линии. Политическая линия В. И. Ленина победила так же, как она побеждала и на других крутых поворотах борьбы между Февралем и Октябрем.
Быховская «подСтавка»
Ленинскую аргументацию в защиту решения о немедленном вооруженном восстании для передачи власти советскому большинству (а в октябре процесс большевизации многих местных Советов практически завершился) можно разделить на две группы: аргументы внешнеполитического и внутриполитического характера. В первом случае В. И. Ленин указывал на рост революционного движения в Европе как важного союзника социалистической революции в России. Во втором — на два обстоятельства: с одной стороны, на общенародный революционный подъем, создающий базу для вооруженного восстания против Временного правительства, с другой — на возможность мобилизации контрреволюционных сил, возникновения «второй корниловщины», способной нанести революции новый удар и разгромить ее.
Возникает вопрос: какая группа аргументов — внешнеполитическая или внутриполитическая — являлась наиболее важной, решающей? Довольно широко распространена точка зрения, что оценка международной обстановки неизменно ставилась Лениным на первое место; что само завоевание власти в России он рассматривал прежде всего как толчок к европейской революции. Конечно, участники, творцы Октябрьской революции высоко ставили ее интернационализм, исходили из близкой перспективы мировой революции. Но наследникам Октября, обозревающим его во всем объеме, знающим его последствия, полнее видится национальное значение Великого Октября, спасшего страну от грозящей ей катастрофы.