Белое дело в России: 1917-1919 гг.
Шрифт:
Большую политическую активность на Украине развили правые и правоцентристские организации, стремившиеся к выражению общероссийских интересов. Киев не случайно называли «монархической Меккой». Как отмечалось в одном из июльских донесений Шульгина, «Скоропадский только этап. Немцы хотят восстановить русскую монархию, русскую империю и русское единство, но на этот раз под другой формой, выгодной для них… Действительно, это печально, что немцы вовремя поняли все это и выполняют, в то время как союзники еще пытаются что-то построить с большевиками» (29). Именно в этих организациях впервые в истории российского Белого движения была предпринята попытка выдвижения «монархических лозунгов». Из них выделялись: Совещание членов законодательных палат, преобразованное позднее в Совет Государственного Объединения России (подробнее о его формировании и деятельности – в главе 4), Союз «Наша Родина» во главе с герцогом Г. Лейхтенбергским и будущим главой Всероссийского крестьянского союза М. Е. Акацатовым, а также Бюро монархического блока, активно работавшее во время заседаний т. н. «монархического съезда», проходившего 15–16 июля 1918 г. в Киеве. Блок возглавлял бывший киевский губернский предводитель дворянства, соратник Гетмана, гвардейский полковник Ф. Н. Безак. 6 мая (день рождения Государя – память Святого
Говоря о монархических симпатиях Гетмана, следует учитывать, что подобные суждения делались исключительно на основании частных бесед и его личных высказываний. Заявления о готовности «положить Малороссию к стопам Императора Всероссийского» не носили официального характера и были обусловлены скорее эмоциональным состоянием самого Гетмана и его собеседников-монархистов, безусловными симпатиями бывшего конногвардейца к «ушедшей Империи», а не политическим состоянием Украины и тем более всей России летом 1918 г. Нельзя отрицать стремления Гетмана к сохранению стабильности на Украине, укреплению собственной власти и власти возглавляемого им аппарата, поиску политических союзников, ради чего ему постоянно приходилось вести «среднюю линию» между ориентацией на общероссийские ценности и соблюдением суверенитета Украины.
Довольно отрывочны и противоречивы сведения о деятельности на Украине Союза верных – монархической организации, построенной на основе сохранившихся ячеек Союза русского народа. Ее лидер Н. Е. Марков 2-й сумел сосредоточить оставшиеся кадры некогда многочисленной и влиятельной всероссийской организации вокруг южной и северной «монархических групп». Южная группа, опиравшаяся на Киев, возглавлялась ближайшим помощником Маркова по Союзу В.П. Соколовым-Баранским. В ее состав входили члены Государственной Думы граф В. А. Бобринский и А. С. Гижицкий, бывшие «союзники» Н. Н. Родзевич, одесский городской голова Б. А. Пеликан, Е.Е. Котов-Коношенко, публицист Н. Д. Тальберг, полковник Ф. В. Винберг и др. Северная группа под непосредственным руководством Маркова 2-го в составе будущих представителей командования и различных общественных организаций (бывший волынский губернатор, камергер Высочайшего Двора П.В. Скаржинский, генерал-лейтенант Е.К. Арсеньев, князь А. Н. Долгоруков, полковники А.Д. Хомутов и А. С. Гершельман, бывшие члены Государственной Думы Г. М. Дерюгин и Н. Н. Лавриновский) ориентировалась на антибольшевистское, монархическое подполье в Петрограде и позднее – на Псков. В 1919 г. ее участники стремились воздействовать на формирование политического курса Северного корпуса и отчасти Северо-Западной армии. В результате интеграции этих двух групп возник Союз верных. Союз работал нелегально, и из наиболее известных фактов его работы стал план освобождения Царской Семьи при содействии немецких офицеров. Предположительно в состав «Тайного верха» (руководящего органа Союза) входили, помимо Маркова 2-го, члены Государственного Совета – сенаторы князь А. А. Ширинский-Шихматов и А. А. Римский-Корсаков. Но ни план освобождения Царской Семьи, основанный на осуществлении его небольшой группой офицеров-добровольцев, ни оказание сколько-нибудь широкой поддержки гетманскому режиму со стороны южной группы не удались. По воспоминаниям Безака, попытка мобилизовать бывших членов Союза русского народа для создания добровольческих военизированных формирований окончилась неудачно. Что же касается попыток освобождения Царской Семьи с немецкой помощью, то здесь можно привести свидетельства бывшего генерал-лейтенанта Свиты Его Императорского Величества А. А. Мосолова, пытавшегося спасти Царскую Семью. Сформировав отряд из офицеров-добровольцев, он, надеясь на поддержку Германии, написал письмо кайзеру. Вильгельм II перепоручил это дело немецкому послу графу Мумму. Последний «был поражен, узнав, что военная власть обещала свою помощь», и «категорически отказался помогать» русским монархистам, заявив, что они и «впредь не должны рассчитывать на помощь Германии» (31).
Если южная и северная группы Союза верных стремились действовать преимущественно нелегально, то этого нельзя сказать о российских политиках – бывших членах законодательных палат Империи, всячески стремившихся к усилению своего влияния на власть. Для них самостоятельность Украины была сугубо временным явлением, и их монархические идеи «преломлялись» в зависимости от внешних обстоятельств. Бюро членов законодательных палат, в состав которого входили, в частности, бывшие в Киеве Милюков и Пуришкевич, на своих заседаниях, по воспоминаниям В. И. Гурко, «собиралось и вело нескончаемые беседы, сводившиеся… к взаимному осведомлению о текущих событиях». Показательно, что на этих собраниях «вопроса о форме правления… почти не касались, хотя несомненно, что за восстановление монархии стояли решительно все, причем преобладающее большинство признавало, однако, что поднимать это знамя преждевременно». И хотя общим выводом стало признание, «что формой правления в восстановленной России должна быть легитимная монархия, вопрос о том, кто должен быть признан законным претендентом на Престол, при этом не возникал» (32).
Так, в Киеве начала проявляться идея создания коалиции, объединяющей бывших членов Государственной Думы и Государственного Совета. Для новой антибольшевистской власти это означало получить опору на представительный фундамент, имеющий достаточно определенные признаки легальности и легитимности. Предлагался также вариант объединения представителей ведущих общественно-политических групп («создать государственный совет из виднейших деятелей различных партий»). Идея объединения членов бывших законодательных палат принадлежала Родзянко, а первая попытка создания подобного блока была предпринята в августе 1918 г. по инициативе А. В. Кривошеина, С. Е. Крыжановского (сенатора, бывшего Государственного секретаря императорского Совета министров в 1910–1917 гг.) и графа А. А. Бобринского (сенатора, сотрудника управления земледелия и землеустройства, члена Государственной Думы и Государственного Совета). Через Бобринского осуществлялось взаимодействие с монархическим бюро. Обе эти структуры должны были поддерживать режим Гетмана, обеспечивая
Подобные настроения подтверждает, в частности, дневник генерал-лейтенанта А. А. Павлова, будущего командира Астраханского корпуса (Астраханской армии), жившего весной – осенью 1918 г. в Киеве и участвовавшего в многочисленных встречах монархистов и в официальных монархических собраниях. При описании одной из таких встреч (состоявшееся 21 апреля собрание т. н. «военной монархической партии») Павлов изложил доклад генерал-лейтенанта князя А.Н. Долгорукова о событиях февраля – марта 1917 г.: «Англия и Франция, для того чтобы Америка выступила, устроили нам революцию… в выборах в почетные граждане Москвы Бьюкенена есть революционная подкладка… все – и друзья, и враги – желали ослабления России, столь грозной для всех… все ругали Брусилова, Рузского, Алексеева (говорят, он послал телеграмму «Задержите поезд Государя!»)… Николай Михайлович и Терещенко дали денег на революцию – какая все это подлая кампания…» Характерно, что Павлов отметил и «не вполне согласных» с докладчиком – Н.Э. Бредова и В.З. Май-Маевского (оба будущие генералы ВСЮР) (33).
С политико-правовой точки зрения надежды российских политиков на создание на Украине своеобразного «плацдарма» для антибольшевистского сопротивления на основе принципа «восстановления монархии» независимо от Добровольческой армии вполне вписывались в рамки идей «областничества» и «регионализма». Специфика гетманской Украины заключалась в том, что хотя среди политических структур здесь получили преобладание интересы откровенных защитников монархических идей, но это еще не означало серьезных перемен в общественном сознании и «всенародной поддержки» монархической идеологии. Тем не менее именно Украинская Держава стала в апреле 1918 г. первым антибольшевистским государственным образованием, в котором открыто провозглашалось возвращение к принципам и нормам дореволюционного законодательства (на Дону это произошло позднее); в 1918–1919 гг. вся политико-правовая практика Белого движения будет исходить из них.
Более прагматичной и близкой к программе формировавшегося Белого движения была позиция Совета Государственного Объединения России по вопросу о восстановлении монархии. Гурко вспоминал, что члены СГОРа, «монархисты в душе… признавали, что развернуть монархическое знамя можно лишь при благоприятных к тому обстоятельствах, когда наступит уверенность, что знамя это действительно объединит вокруг себя могучую силу. С громом и грохотом, – говорили сторонники этого мнения, – должен царский лозунг прокатиться по России; в противном случае может случиться не распространение его, а, наоборот, развенчание. Провозглашение монархического начала без вызова немедленного сильного встречного ему общественного течения… могло на продолжительное время развенчать этот принцип в представлении народных масс…» (34).
Следует отметить, что идея восстановления монархии (в ее «украинском контексте») в 1918 г. неизбежно сталкивалась с проблемой отношения к фактам создания суверенных государственных образований. На Украине подавляющее большинство представителей всероссийских антибольшевистских организаций отстаивали идею восстановления монархии или единоличного правления с учетом обеспечения максимально допустимой формы национальной автономии или даже федерации. Наиболее близкими к такой модели считались Британская Империя с ее доминионами или Германская Империя, построенная на основе объединения сохранивших свое самоуправление герцогств, княжеств и графств. И хотя, по оценке А. В. Кривошеина, сопредседателя СГОРа в 1918–1919 гг., «монархия – это могущественная связь всех разных элементов, которые собрала вековая работа древнего московского государства», «монархия одна только обеспечивает наше единство», и ее возрождение уже не могло произойти в форме унитарной и самодержавной (35).
Идея образования всероссийской власти на основе соглашения государственно-территориальных структур не была оригинальной в 1918 г. Она находила выражение и в создании Юго-Восточного Союза, и в проектах совещаний Союза земств и городов Юга России, и т. д.
Рассматривая идею восстановления монархической формы правления в том виде, как она проявлялась на Украине, нельзя забывать о «германском влиянии» на данный процесс. Германский Император Вильгельм II Гогенцоллерн во время встречи с астраханским атаманом князем Тундутовым откровенно заявлял, что ему «славянский вопрос надоел» и вместо «Единой России» «будут четыре царства – Украина, Юго-Восточный Союз, Великоруссия и Сибирь» (36). Реальность подобных намерений подтверждала судьба уже оккупированных немецкой армией территорий бывшей Российской Империи. После заключения Брестского мира Прибалтика была занята немецкими войсками, и здесь были созданы Балтийское герцогство во главе с братом Вильгельма II Генрихом и Литовское королевство во главе с принцем Вюртембергским. В Финляндии власть получило прогерманское правительство во главе с Фридрихом Гессенским (зятем Императора Вильгельма II). Очевидно, что подобные «монархические модели» не исключались и для «Великоруссии». Проблему «персонального возглавления» можно было бы решить путем приглашения на Престол кого-либо из Дома Романовых или разветвленного Дома Гогенцоллернов. К чести отрекшегося и находившегося в заключении Государя Николая II, ни он, ни Его супруга, Государыня Императрица Александра Феодоровна, не допускали малейшей возможности возвращения себе Престола с помощью «немецких штыков». «Я бы никогда не поверил, – говорил Николай II после подписания Брестского мира, – что император Вильгельм и германское правительство могут унизиться до того, чтобы пожать руку этих негодяев (представителей Совнаркома, подписавших мир. – В.Ц.), которые предали свою страну». Более чем красноречивы слова Государя, сказанные им в ответ на известия о предпринимаемых при немецкой помощи попытках его освобождения: «Если это не предпринято для того, чтобы меня дискредитировать, то это оскорбление для меня», а Государыня добавила: «… Я предпочитаю умереть в России, нежели быть спасенной немцами». Характерны также и слова донесения одного из агентов «Азбуки» (от 12 июня 1918 г.): «Планы немцев, состоящие в том, чтобы… воссоздать союзную Германии монархическую Россию, терпят крушение… Главной причиной неудачи немцев явилась непреклонная твердость династии… Отрекшийся Император с непреклонной твердостью отклонил предложение Вильгельма II, чем последний был очень раздражен. Если бы ужасное известие о смерти Николая Александровича подтвердилось, то это злодеяние необходимо было бы поставить в прямую связь с неудачей переговоров Вильгельма II с отрекшимся Императором» (37).