Белое Рождество. Книга 2
Шрифт:
Первого апреля она закончила книгу, третьего передала ее Пэтти, и они отметили это событие праздничным обедом. Четвертого Эббра чувствовала себя так, словно уже никогда не сможет ничему радоваться. В Мемфисе застрелили Мартина Лютера Кинга. Убийство человека, который неизменно выступал за мирное разрешение конфликтов, какие бы провокации против него ни устраивали, представлялось столь чудовищным, что Эббре показалось, будто погиб член ее собственной семьи. Но худшее ждало впереди.
Шестого июня погиб Роберт Кеннеди, которого Эббра прочила в президенты. Его застрелили в лос-анджелесском отеле «Амбассадор»
Две недели спустя, когда у выкрашенного пастельными тонами домика Эббры остановился черный лимузин, она сразу поняла всю справедливость пословицы «беда не приходит одна». Она не помнила, как подошла к двери и открыла ее. Она помнила лишь, как стояла перед офицером и армейским капелланом и офицер мягко говорил ей:
– Нет ли у вас в округе друзей, которым можно позвонить, миссис Эллис?
Эббра покачала головой, ошеломленная тошнотворным чувством, что все это с ней уже было. Только тогда перед ней стоял другой военный. Он тоже предлагал позвонить друзьям. Тот человек принес ей вести о Льюисе, но по крайней мере о его гибели речь не шла. Эббра цеплялась за соломинку надежды. Она не видела причин, почему на сей раз ей должны сообщить о его смерти. Ее муж не мог погибнуть. Если бы Льюис умер, она бы знала. Ей не нужно было бы говорить об этом. Она бы почувствовала сама.
Оглядевшись вокруг и убедившись, что поблизости нет соседей, которых можно было попросить побыть с Эбброй, офицер безрадостным тоном произнес:
– Нам можно войти, миссис Эллис?
Эббра хотела сказать «да», но не могла вымолвить ни слова. Ее горло сжалось, будто ее душили. Она молча распахнула дверь и провела гостей в свой маленький кабинет. На столе стояла пишущая машинка. Эббра пыталась изложить на бумаге план очередной книги, и в корзине для бумаг лежало несколько смятых листков.
– Прошу вас, садитесь, миссис Эллис, – заговорил капеллан. В его глазах застыло сочувственное выражение. Эббра отвела от него взгляд и посмотрела на офицера.
– Вы по поводу Льюиса, да? Есть новости? Осторожно взяв Эббру за руку, офицер подвел ее к ближайшему креслу.
– Да, новости, – сказал он наконец. – И, боюсь, дурные. Человек, недавно освобожденный из плена, утверждает, будто бы ваш муж погиб в лесном лагере на полуострове Камау в октябре прошлого года.
Октябрь. Тот самый месяц, когда она летала в Вашингтон, чтобы принять участие в антивоенной демонстрации. Когда познакомилась с Сереной и Габриэль, когда ее переполняли надежды. Октябрь. Еще до того, как вышла первая ее книга. Восемь месяцев назад. Льюис погиб восемь долгих месяцев назад, а она не ведала об этом. Это невозможно. Непостижимо.
– Я не верю, – сказала она надтреснутым голосом, показавшимся ей чужим.
– Эти сведения получены из первых рук, миссис Эллис, – мягко произнес капеллан. – Ошибки быть не может.
Эббра посмотрела ему в лицо и поняла, что он говорит правду. Льюис умер. Льюис погиб, и ей придется провести без него всю оставшуюся жизнь.
Она с трудом поднялась:
– Я хотела бы остаться одна.
– Полагаю, это не самая лучшая мысль, – сказал капеллан, усталый мужчина средних лет. Эббра гадала, скольким женам он принес такие же вести. Как ему хватает сил
Она невозмутимо повторила:
– Я хотела бы остаться одна.
В конце концов гости нехотя ушли. Пока их лимузин удалялся, поднимая шлейф пыли и мелкого песка, тонким слоем покрывавшего подъездную дорожку, Эббра стояла в центре кабинета. Льюис никогда не увидит ее дом. Он не узнает о ее книгах, не прикоснется к ней, не обнимет, не поцелует ее.
Глаза Эббры оставались сухими. Она не могла плакать. Ее горе было слишком глубоким для слез. Несмотря на летнюю жару, руки и ноги Эббры покрылись гусиной кожей.
– О Господи, – прошептала она, стараясь уразуметь, как ей жить дальше. – Ох, Льюис, Льюис...
У нее побывал свекор; приезжали родители, требуя, чтобы она вернулась в Сан-Франциско. Эббра отказалась, понимая, что никогда больше не сможет жить там. Отныне ее единственным пристанищем стал дом, который она выбрала, когда еще думала, что Льюис жив.
Она написала Серене и Габриэль и получила от обеих длинные сочувственные, ободряющие письма. Она позвонила Пэтти, которая сразу выехала к ней из Лос-Анджелеса. Больше говорить было некому. Их совместная жизнь оказалась слишком короткой, чтобы обзавестись общими друзьями. Эббре было не с кем разделить горе. До тех пор, пока Скотт не вернется из Италии.
Через неделю после того, как к ней приезжал черный лимузин, Эббра вышла из дома ранним утром, едва взошло солнце, и отправилась в долгую прогулку по берегу. Ей нужно было подумать о прошлом и будущем. О будущем без Льюиса. Что делать? Куда податься?
В этот ранний час на пляже еще не появились люди, прочесывавшие до завтрака песок в поисках потерянных вещей, и Эббра была одна. Морская чайка пролетела и скрылась за горизонтом, над которым поднимался розоватый шар солнца.
Она будет работать. Это ясно. Что бы ни случилось, она будет продолжать работать. А что еще? Что еще ждать от жизни – теперь, когда она, вероятно, навсегда потеряла Льюиса?
Эббру переполняла мрачная тоска. Вдова офицера, она не знала, сумеет ли приспособиться к такой перемене. Она не смотрела в сторону дома, пока до него не осталось шагов двадцать. Только повернувшись спиной к океану, собираясь пересечь пляж и подняться по ведущим к дому ступенькам, она увидела его.
Казалось, он уже давно стоит здесь, наблюдая за ней. Его волосы отросли и выглядели неряшливо. В лучах утреннего солнца они сияли цветом поспевающего ячменя. Эббра не могла разобрать выражения его лица и глаз, но в этом не было нужды. Ее сердце забилось короткими, отрывистыми толчками, которые отдавались даже в кончиках пальцев. Итак, он вернулся.
– Скотт! – крикнула Эббра и, вынув руки из карманов, бросилась бежать. – Скотт!
Она кинулась ему в объятия, и его руки сомкнулись вокруг нее. Она прижалась к нему, ища успокоения в надежной гавани его силы и любви к ней, и в тот же миг в ее душе словно расплавилась ледяная глыба и слезы мучительного страдания хлынули из глаз.
– Он погиб, а я не знала, – произнесла она, задыхаясь от рыданий. – Господи, Скотт, как же случилось, что я не поняла, не почувствовала?
Скотту нечего было ответить. Он лишь еще крепче обнимал Эббру, гладя по волосам, стараясь успокоить.