Белое солнце дознавателей. Том 4
Шрифт:
И Арка! И новая шахта!
— Многие считают, что мы не сможем удержать… многие ждут… ждут зимами, когда мы споткнемся. Тиры, Фейу, Асти…, — дядя монотонно перечислил практически все основные рода предела. — Сотрудничают с равными. По силе. Если ты слабее, — он подбросил вверх одну из кистей и поймал её, переломив двумя пальцами — дерево хрустнуло, — сильный использует слабого.
Мы не можем позволить себе быть слабыми Вайю, мы не можем позволить себе быть
Всё детство на разные лады дядя повторял мне одно и то же. Одно и то же. Я открыла рот, чтобы рассказать об Иссихаре и… захлопнула. Дядя не поймет. Не поймет, потому что не знает, он просто не сможет понять.
— Ты услышала меня?
Я кивнула.
— За твои ошибки будет платить Клан, будут платить вассалы, род. Ответственность, Вайю, ответственность и контроль.
Этот разговор был вчера, но мне казалось — десять зим назад, или даже двадцать, настолько я была измотана борьбой с чужими эмоциями.
Фей ненавидела. Кого-то и где-то там за горной грядой, но шлейф ненависти тянулся за ней по всему поместью. Эмоции Фей пахли прелыми листьями, осенними дождями и траурным ладаном.
Ремзи пах солнцем. Ошеломительно обжигающим, эмоциями дома, тепла и света — это всё, что он испытывал.
Винни была пустой и гулкой, отражая и пропуская эмоции других, юная целительница — застенчивой, ей нравился Аксель, Луций — излучал недовольство, усталость и… страх.
Аксель — ярость, Данд — гнев, Нэнс — обиду, Маги — любовь.
От этого кружилась голова и даже восемь колец — я натянула все ментальные артефакты разом, не помогали блокировать чужие чувства.
Сейр вычислил это сразу — первым, отменив для меня утреннюю тренировку, раздал задания и отвел в зал, но помочь не смог — алларийцы цельны, и не нуждаются в том, чтобы брать чужое.
Мне нужен был менталист. Срочно. Немедленно, или я сорвусь.
Кто доложил дяде, я не знала, но Луций уже ждал в кабинете вместе с Целителем. Замеры и общую диагностику провели быстро — было бы ещё быстрее, если бы просто спросили меня.
— Эмоциональная нестабильность…?
— Дар….
— Как не вовремя…
— Продержится?
— Сорвется….
— И «запечатывание», — произнес Луций осторожно, а дядя выругался так, что Целитель спешно опустил глаза, и быстро, задом, просеменил к двери, дважды запнувшись о стулья. — И ритуал ночью…
— Запечатывание? — я подала голос — когда в кабинете были только Наставник и дядя дышалось легче, они держали эмоции под жестким контролем. Великий, пусть это будет не то, о чем я думаю!
— Приказ, — пояснил мне Луций. — Всем Главам и Наследникам кланов надлежит прибыть сегодня для …
— Убийства, — холодно поправил дядя. — Для этих детей лишение силы — равносильно убийству.
— Хейли? — выдохнула я тихо.
Наставник кивнул.
— Она не справится, — констатировал дядя спокойно. — И мы получим тоже самое, что на Турнире.
— Остаться дома?
— Приказ заверен печатью Фениксов, Наблюдатели уже прибыли, — мягко пояснил мне Луций. — Можно спровоцировать всплеск раньше? — это уже дяде. — Этого хватит на пару декад, согласно записям.
— Можно, — дядя отстучал костяшками пальцев первый куплет Имперского марша по столешнице. — Можно.
Так и не поняла, что было важнее, чтобы я была спокойна вечером и ритуал принятия в род прошел ровно, или чтобы не сорвалась в Керне, перед лицом всех Глав, городского Совета, имперских наблюдателей и менталистов, тройку которых прислали специально для этого радостного события.
После короткого совещания меня окружили людьми — слуги, Луций, Яо, Фей-Фей, меня постоянно кто — то сопровождал, не оставляя ни на мгновение даже в купальнях. Я смогла продержаться в таком режиме до завтрака, но тут сорвался Данд, приехал с первым порталом Аксель, Геб сломал одну из последних заготовок, кто-то из служанок спалил шелковую скатерть внизу на кухне, а Яо молча бастовал против правил сестры — ему увеличили число занятий по алхимии.
А потом дядя собрал всех нас в одном кабинете.
— Вайю…
Глаза в глаза. Ладони у дяди жесткие и теплые.
— Давай! Выплесни эмоции… ну же…ты должна просто захотеть…и ударить…
Но это не помогало — эмоции клубились внутри и требовали выхода, их было слишком много, и все чувствовали разное.
— Давай! Ну же!
Я попыталась сделать рваный вдох, всхлипнула и…ударила. Швырнула всё, что чувствую прямо в дядю, всё, что накопилось за сегодняшнее утро.
…
…
…
Данд сидел прямо на ковре, под куполом и тряс, тряс, тряс головой, отфыркиваясь. Дядя устоял на ногах — шагнул назад, опершись на стол. Стоял молча, прикрыв глаза и сгорбившись — рука на столешнице чуть подрагивала, но он не упал, как я.
Задница болела — я отлетела назад, из носа текла кровь, и я швыркала, промакивая платочком — пальцы тряслись так, что кастовать плетения сейчас — самоубийство.
Внутри было пусто и глухо. И тихо. Блаженно тихо. Единственные эмоции, которые я ощущала — это боль, очень болела ушибленная попа, и немного вины.
Рука дяди на столешнице подрагивала до сих пор.
Но у нас получилось!
— Поздравляю, — голос дяди звучал ровно, так ровно, как гладь льда на лесном озере. — Теперь можно сказать, что родовой дар открылся в полной мере… Что ты чувствуешь?