Белое станет черным
Шрифт:
– Другого выхода нет. Давайте поторопимся – он может умереть в любую минуту.
Марго, чертыхаясь и пыхтя от натуги, помогла дьякону поднять Слона с земли и взгромоздить его на спину.
– Тяжеленный… – хрипло проговорил дьякон. – Килограммов сто, не меньше. Ну, с богом.
И он, пошатываясь от тяжести груза, побрел обратно к машине. Марго шла чуть впереди, придерживая ветки и отбрасывая носком туфли коряги с пути дьякона.
– На вас смотреть больно, – сказала она. – Может, я возьму его за ноги?
– Не
– Что рассказать? – обернулась Марго.
– Как вы попались в лапы Слону?
– А, это. Да я сама толком не знаю. Сначала я была в морге… Я еще вам оттуда позвонила, помните? Потом мы должны были встретиться с Петей Давыдовым. В одной кофейне на Профсоюзной.
– Зачем?
– Это личное, – сказала Марго. Помолчала, покусала губы и со вздохом сказала: – Хорошо, я скажу. Он обещал найти мне должность. В команде Ивана Старкова.
– Какую?
– Он собирался устроить меня пресс-секретарем Старкова.
Отец Андрей усмехнулся.
– Зачем это вам?
– Как зачем? Хороший статус, большая зарплата. Опять же, перспективы. Представляете, если Старков когда-нибудь станет президентом!
– Амбиции… – хрипло выговорил дьякон, сгибаясь под тяжестью своей ноши. – Рассказывайте дальше.
– А дальше… Дальше я вышла из морга и пошла к машине. Тут меня кто-то окликнул. Я обернулась, и мне в лицо ударила струя газа. Слава богу, я быстро отвернулась и задержала дыхание… Вам помочь?
– Не надо.
– Как хотите. Ну вот. Я закричала и хотела убежать, и тут этот мерзавец заехал мне кулаком в лицо. Вот и все. Очнулась я уже в машине.
– Это был Слон?
– А кто еще? Конечно. Я уже вижу впереди машину! Еще немного, дьякон! И зачем ему понадобилось вести нас так далеко в лес? – досадливо проговорила Марго. – Завел бы за ближайшее дерево да там бы и прикончил.
– Я вижу, у вас хорошее настроение… Уф-ф… – Дьякон остановился и тяжело привалил Слона к дереву.
Марго вскинула брови:
– Почему мы остановились? Осталось метров двадцать.
– Их еще нужно пройти, – ответил отец Андрей, вытирая рукавом потный лоб.
– О, да вы устали. Интересно, в машине есть вода? Если нет, нам придется туго. Я умираю от жажды.
– Главное, чтобы двигатель завелся, – сказал дьякон. – Кстати, вы не помните, он оставил ключ в замке зажигания?
– Не помню. Черт! – Марго вдруг хлопнула себя ладонью по лбу.
– Что? – не понял дьякон.
– Мы забыли обшарить его карманы. Там ведь наверняка должен быть телефон. Мы можем положить этого мамонта у обочины и вызвать ему «Скорую»!
Отец Андрей покачал головой.
– Слишком долго. Довезем сами. – Он потрогал Слону шею. – Пульс все еще есть. Может быть, и выживет. Помогите-ка мне еще раз, Марго.
С помощью журналистки дьякон снова взвалил на спину безжизненное тело Слона и побрел к микроавтобусу. Обливаясь потом, он тихо бормотал себе под нос, в такт шагам:
У меня в душе ни одного седого волоса…И старческой немощи нет в ней…Мир огромив мощью голоса…иду – красивый…двадцатидвухлетний…Глава 8
Теперь вы мой должник
Москва, февраль 1923 года
– Володя!
Маяковский вздрогнул и, сгорбившись, словно его застали за чем-то неприличным, обернулся.
– А, Саша… – Он слабо улыбнулся. – Здравствуй.
Родченко обнял друга за плечи.
– Мое почтение пролетарскому поэту! Рад тебя видеть, Володь. Слушай, ты сейчас свободен? Пойдем ко мне – сделаем пару снимков.
Маяковский вяло покачал головой.
– Нет, Саша… Не могу сейчас.
Родченко с тревогой вгляделся в бледное лицо поэта.
– Ты болен? – спросил он. – Что с тобой?
Маяковский расправил плечи.
– Нет, я здоров, – пробасил он почти бодрым голосом. И, горько усмехнувшись, добавил: – Только, кажется, схожу с ума.
Родченко еще несколько секунд всматривался в лицо друга, причем взгляд его становился все тревожнее.
– Что ты покупаешь? Кофе? Иди садись за мой столик, а я тебе принесу.
К удивлению Родченко, Маяковский не стал возражать. Он обвел зал воспаленным взглядом и тихо спросил:
– Который твой?
– У окна.
Поэт снова сгорбился, будто из него выпустили воздух, и, ни слова не говоря, прошел к столику.
«Совсем плох, – подумал Родченко. – Явно болен. Уж не из-за Бриков ли?»
Он взял для Маяковского чашку черного кофе и посыпанный сахаром сухарь.
– Ну, рассказывай. Что у тебя? И почему ты один, без Лили?
– У нас с ней временный бенц, – ответил поэт и тупо посмотрел на сухарь. – Это что? Сухарь? Это я не буду. Я сыт.
– Ты сильно похудел, – сказал ему Родченко. – Кожа да кости. Когда ты в последний раз ел, Володь?
– Я… не помню. Но я не хочу.
– Так вот слушай: если ты не съешь, я смертельно на тебя обижусь, – нахмурив брови, очень серьезно произнес Родченко.
Маяковский вздохнул, послушно взял сухарь, макнул его в кофе и принялся вяло жевать.
– Так что там у вас с Лилей? – снова спросил Родченко. – Не помирились после той ссоры?
Маяковский кивнул и, машинально двигая челюстями, снова макнул сухарь в кофе. Родченко вглядывался в лицо друга, все более ужасаясь переменам, которые с ним произошли.